За многие годы существования журнала я брала интервью у всех руководителей Федерального агентства по делам Содружества Независимых Государств, соотечественников, проживающих за рубежом, и по международному гуманитарному сотрудничеству. Беседовала с самым первым – Фаритом Мухамедшиным (в настоящее время Чрезвычайный и Полномочный Посол РФ в Молдавии), с Константином Косачeвым (ныне возглавляет Комитет по международным делам Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации) и с новым руководителем –Любовью Глебовой.
Когда я беру интервью, я составляю собственное мнение о человеке, с которым я разговариваю. Любовь Николаевна прошла большую жизненную школу, работала в правительственных структурах, была депутатом Государственной Думы и сенатором. В разговоре с ней чувствуются ее железная логика, здравый смысл и точное понимание своих действий, причем на перспективу.
– Вы пришли в Россотрудничество из Комитета по международным делам Совета Федерации. Какими вопросами Вы там занимались?
– Став сенатором, я не сразу пришла в этот комитет. Сначала работала заместителем председателя Комитета по вопросам образования и культуры, так как мой предыдущий профессиональный опыт был очень тесно связан с образованием. Однако год назад у меня возникло понимание, что события после февраля 2014 года, на мой взгляд, изменившие весь мир, поставили на первое место гуманитарные вопросы. Они сделали их стратегически важными и максимально перспективными, поэтому я попросила о переводе в Комитет по международным делам. Я и там занималась направлением, которое называется гуманитарное сотрудничество во внешнеполитической деятельности.
Вообще, в моей жизни так получалось, что мне всегда приходилось решать те задачи, которые находились «на острие» социальной жизни. Например, когда я возглавляла Рособрнадзор, вводили по всей стране в штатный режим ЕГЭ. Или монетизация льгот – я тогда была статс-секретарем у министра здравоохранения и социального развития Российской Федерации Михаила Юрьевича Зурабова. Это были очень сложные и ответственные периоды.
– Вам не жалко было уходить в Россотрудничество?
– Это – не уйти, это – пойти дальше в теме, раскрыть имеющиеся перспективы.
Сейчас, когда экономические, юридические, военные и другие форматы общения в связи с известными событиями стали более ограниченными, появилась сильная востребованность в общении людей друг с другом. Мой опыт работы в сфере социальных отношений, информационной политики, образования, надеюсь, поможет понять, какие шаги нужно предпринять и развить в нашем гуманитарном сотрудничестве в международном контексте, понять, как сделать это направление таким, чтобы оно соответствовало требованиям времени.
– Чего там только не намешано, даже в самом названии. Это ой какая должность!
– Но в ней очень много возможностей. Главное, определив преференции по всем вопросам, которые касаются деятельности Россотрудничества, найти ту часть, потянув за которую, можно «вытащить» всю тему.
– Я читала Ваше интервью, где Вы возлагаете большие надежды на народную дипломатию, на «мягкую силу». Видите ли Вы перспективы при таком финансировании? Как Вы выпутаетесь?
– Активность не измеряется только материально. С моей точки зрения, проблема не в том, что эту сферу мало финансируют – мне кажется, что перспектива ее развития в другом. Это же не только деньги Россотрудничества. Надо посмотреть, насколько эффективно расходуется все, что сегодня разными каналами приходит в сферу гуманитарного действия. В этом направлении у нас работают и фонды, и отраслевые министерства. К сожалению, эти действия не всегда бывают скоординированными, и мы проводим избыточное количество мероприятий, которые идут «сверху». Особенность же сегодняшнего дня заключается в том, чтобы положиться на тот потенциал, который есть в обществе, в самих людях. А поддержка этой активности стоит не так дорого, как мы себе представляем. Иногда даже бывает так, что это вообще ничего не стоит.
Очень трудно оценить эффективность тех или иных мероприятий в сфере гуманитарных, социальных, человеческих отношений. Я, например, не сторонница той позиции, что этот критерий исчерпывается лишь количеством людей, принявших участие в мероприятии. Чтобы донести мысль, важно непосредственное человеческое общение, качество его восприятия, а не массовость. А к правильному восприятию люди должны быть готовы, поэтому на случайных людей не стоит тратить усилия.
Возьмем, к примеру, Международный молодежный форум. Думаю, важно, чтобы попали туда активные в этой сфере ребята, живущие этими идеями, которых нашли наши региональные организации, а не назначенные формально делегаты (вот ты за молодежную работу отвечаешь и, значит, туда поедешь).
Когда я пришла в Россотрудничество, я обнаружила в наших социальных сетях огромное количество прекрасных роликов «Я живу в России!», которые сделали некие молодые люди, сами, по собственной инициативе, на своем языке. У них множество подписчиков, потому что язык, на котором созданы фильмы, этому сообществу понятен. Люди ищут и находят эту информацию сами, чтобы понять, что такое Россия, кто там живет, действительно ли она опасна или нет. Сегодня ответы на эти вопросы хотят получить гораздо больше людей, чем это было вчера. И если им дать пообщаться с их же сверстниками и коллегами по профессии, они этому общению, связанному с их интересами в жизни, будут доверять. Это очень важно. Наша задача – поддержать то естественное общение, которое возникает в естественной среде – в профессиональных группах или группах по интересам. С моей точки зрения, именно это и нужно обсчитывать финансово. И стоить это будет в тысячу раз дешевле, чем проводить специально организованные мероприятия.
– А что тут обсчитывать?!
– Не скажите! Иногда, чтобы поддержать какой-то интерес, требуются некие организационные усилия. Это отдельная профессия, которая называется гуманитарный менеджмент. Люди, занимающиеся сотрудничеством, – не менеджеры из учреждений образования, культуры, политики, дипломатии, а профессионалы, которые владеют навыками гуманитарного менеджмента и могут найти группы по интересам и организовать их общение. Это работа, как и любая другая, имеет свои правила, особенности, профессиональные секреты.
Гуманитарное сотрудничество – это та сфера, которая может развиваться только через поддержку гражданской активности в разных форматах общественных и профессиональных сообществ и институтов. Россотрудничеству и всем, кто заинтересован в развитии этой сферы, надо учиться выводить на сцену людей, способных обустраивать коммуникации, и всячески поддержать тех, кто будет делать это по собственной инициативе.
– Рубрика, в которой будет размещено Ваше интервью, называется «Политик с человеческим лицом». Мне показалось, что Вы будете относиться к людям по-человечески.
– Считаю, это должно быть основным квалификационным требованием к человеку, который работает на таком месте. Потому что Россотрудничество – организация, отвечающая за связи, за коммуникации между людьми. Министерство иностранных дел отвечает за отношения между государствами, Министерство экономического развития – за экономические отношения, есть ведомства, отвечающие за военные отношения, и так далее. А Россотрудничество по сути отвечает за людские отношения. Поэтому еще раз хотела бы подчеркнуть, что гуманитарная сфера не подвержена административно-бюрократическому управлению.
– А как Вы будете «разбираться» с МИДом?
– Все просто: у МИДа очень правильная позиция административного управления, от Россотрудничества ожидается проектно-институциональное управление процессом.
– Я боюсь, что вся эта кампания ротации, которая сейчас проходит среди руководства соотечественников, может забыть наших старых председателей. Если ты председатель, то войти в какой-то высший орган уже не можешь. А ведь если ты долгие годы избираешься председателем Координационного совета в стране проживания, то тебе просто страшно бросить все это на произвол судьбы.
– Когда я работала в Министерстве образования и науки, эта проблема стояла очень остро: ректорский корпус уже был среднего возраста, и ректорам, которые работали долгие годы, сложно было усваивать часто происходившие изменения в нормативно-правовой практике. Но при этом мы точно понимали, что со своим огромным опытом они определенно являлись носителями знаний, традиций, от которых никак нельзя было отказываться. Соединение старого и нового – это всегда самый сложный процесс. Мы тогда вышли из ситуации таким образом: как правило, при смене ректорского корпуса там, где ректоры являлись носителями традиций, им предлагали посты президентов. И регламент отношений внутри каждого ВУЗа предполагал, что позиция президента обязательно учитывается при решении целого ряда вопросов. Как раньше в общине был старейшина, без которого нельзя было принимать стратегические решения.
Мне кажется, что такой подход помогает сглаживать переходные периоды, которые, как правило, возникают при новых процессах, когда старые традиции с уходом предыдущего руководителя рискуют быть забытыми.
– Вы являетесь доктором педагогических наук, членом-корреспондентом Академии педагогических наук. Когда же Вы успели еще и наукой заниматься?
– Я защитила кандидатскую диссертацию в 2002 году, в 2011-ом стала доктором педагогических наук.
В нашей педагогике всегда вставал вопрос о теоретическом направлении и практико-ориентированном. Вот я – представитель второго направления. Моя кандидатская диссертация была посвящена взаимодействию государства с общественными институтами во время вступления в силу Закона «Об образовании». Моя задача была исследовать закон с точки зрения того, насколько в нем были отражены реальные интересы тех, кому нужно образование, и тех, кто его предоставлял. Интереснейшая тема! Вывод мой был такой: этот закон не соответствовал реальным условиям, которые сложились на тот момент в обществе, в образовании. К сожалению, всегда намерения в образовании были сильно оторваны от того, как они реализовывались на практике.
Далее в докторской диссертации я исследовала, как общественные институты могут взаимодействовать в государственной политике. Будучи заместителем Полномочного представителя президента в Приволжском федеральном округе, я очень много занималась вопросами, в каких формах государство может поддерживать гражданскую активность. Мы точно уходили от вертикально-ориентированной системы поддержки общественной активности.
Я не очень верю в такие вещи, как всемирные конгрессы – подобные институции выполняют координацию стратегии, а не координацию реальных действий. М�� тогда всеми способами выискивали зерна общественной активности. Проводили ярмарки социальных и культурных проектов. Ездили по округу, собирали заявки, оформляли их. Приведу любопытный пример: есть такое село Дедуровка, где мы наткнулись на интереснейший опыт. Там был преподаватель труда, который на уроках учил не чему-то абстрактному, а вполне конкретному делу: дети пекли хлеб. Из муки, которую им давал предприниматель из этого же села, владевший мукомольным цехом. Этим хлебом бесплатно обеспечивали всех местных пенсионеров. Так вот, ученикам не хватало тестомески, и когда мы поняли, насколько это важно, на средства нашего грантового фонда, где были собраны деньги государства и бизнеса, купили им новое оборудование. Просто поддержали то, что уже работало. Когда учитель увидел, что государство нашло формат поддержки его активности, не навязывая того, что ему надо делать, он посчитал, что наше государство – самое лучшее в мире. И ему верят. Этот учитель труда стал самым главным человеком в селе Дедуровка!
Таких примеров у нас было огромное количество. Не так много денег требуется реально работающим людям, чтобы они почувствовали, что государству нужна их активная деятельность. Эти средства распределяли не чиновники: у нас был экспертный совет, в который входили представители образования, культуры, люди, чья точка зрения пользовалась доверием. К примеру, есть такой авторитетнейший эксперт в области образования Александр Адамский. Если он сказал, что из многих проектов этот – самый перспективный, то другим людям не надо даже объяснять, почему мы поддержали именно эту идею. Так сказал Александр Адамский! А он не чиновник, никакой мотивации и заинтересованности у него нет. Он не может кого-нибудь лоббировать в силу своей позиции.
Вот такие механизмы всегда меня интересовали. Исследования и анализ тех форм, какими государство может поддержать общественную активность для достижения результата. Они были высоко оценены, и я считаю, что практико-ориентированные исследования для жизни точно также важны, как теоретическая база. Мою точку зрения, мою позицию знают ученые, и я очень благодарна им за то, что меня избрали членом-корреспондентом Российской академии народного образования. А сейчас я являюсь членом президиума.
– Растете!
– Для меня этот рост не менее, а, может быть, более важен, чем профессиональный. Поскольку то, что я делаю как исследователь теории, является основой моей работы на практике.
– Много лет разрабатывалась концепция Русской школы за рубежом. Вы по образованию учитель русского языка. Как Вы считаете, можно ли будет открывать полноценные школы в странах дальнего зарубежья наряду с посольскими школами?
– Концепция – это не конечный продукт, не инструкция по эксплуатации, а общие подходы к осуществлению идеи. А для того, чтобы все могло быть реализовано, надо подвести нормативно-правовую базу, превратив намерения в нормы, регламенты, правила, законы и другие правовые акты. В предложенной концепции есть четыре типа школ. Каждый из них должен еще пройти лабораторное апробирование для того, чтобы стать обязательным к исполнению.
Вот, например, после заключения договора по строительству атомной электростанции в Турции между Государственной корпорацией по атомной энергии «Росатом» и турецким министерством энергетики появится большая потребность в русскоязычных специалистах, важно будет брать на работу людей, которые смогут читать инструкции на русском языке. Ведь стандарты там останутся все равно российские. Поэтому мы и получили согласие от генерального директора Росатома Сергея Кириенко на создание русской школы и будем отрабатывать в Турции те модели, которые заложены в концепции русской школы. Думаю, что на это потребуется еще год-два.
Но это не означает, что людям, желающим открывать русские школы сейчас, нужно ждать, когда это произойдет. В инициативном порядке вполне можно использовать модель, изложенную в принятом документе. Но надо понимать, что это частные школы, и их учредителями являются частные лица и организации, а не Российская Федерация. Но есть многие вещи, которые объединяют тех, кто учится в школах по российским стандартам (например, посольская школа – это государственная школа), и мы готовы помогать решать возникающие вопросы. Проект с Турцией, думаю, поможет нам понять многие вещи.
В этом и заключается миссия Россотрудничества – устанавливать связи и отношения: не навязывать ничего сверху, а найти тех людей, для которых это было бы интересно и нужно.
Беседовала Ирина Мучкина
