189 минут полетного времени из Целль-ам-Зее над Альпами показались в чистом голубом небе скользнувшим лучиком солнца, легко перепрыгнувшим с одной верхушки горы на другую. Рыцарская внутренняя мотивировка – мол, побуду денек «без страха и упрека», не пригодилась: не было ни боязни, ни холода, а потому и никаких негативов во мне за весь полет не нашлось. Фотоаппарат исправно щелкал на все четыре потукорзинные стороны, а мобильник внезапно четко пробил пространство (на такой-то верхотуре!!!) голосом давно не звонившей приятельницы. «Вернусь с небес, перезвоню!» – пообещала я ей.
То были юбилейные, тридцатые соревнования воздухоплавателей BP Gas Ballon Trophy, ежегодно проходящие в январе в Капруне и Целле. Наш полет на дальность продолжался, и у меня была возможность посмаковать разницу между «лететь» и «плыть». После очереди капитанских команд: «Наливай! А то уйду!» (кстати, единственный разрешенный тост на борту), послушная и напитанная «спецгорючкой», я вовсю уже махала русским флагом над распростертым пред нами миром.
А ведь когда-то после двух подряд нераскрытий, происшедших на моих глазах на четвертом прыжке с парашютом, ко мне пришел настоящий животный страх высоты. Сделав еще пару прыжков, так и не смогла преодолеть это ощущение, призналась в своей трусости и бросила занятия в аэроклубе. Здесь же, в корзине воздушного шара, симптомов не наблюдалось совсем, чему я искренне удивилась. «Безбашенная, вообще не боится!» – обозвали меня и вручили на память еловую шишку, мастерски схваченную при приземлении с верхушки.
Если кто-то думает, что по завершении газа в баллонах воздушного шара, завершаются приключения, то он глубоко ошибается. Опытно вздохну… Всё только начинается… Улетели из Австрии, приземлились в Германии. Вспомнилось, что где-то рядом, подумаешь, через пару-тройку гор, Берхтесгаден с его Орлиным гнездом и владениями Шелленбергов. С пятачка на вершине горы желательно было спуститься до захода солнца, чтобы чистым глазом успеть обнаружить хоть какую-то табличку с названием населенного пункта. Затем всем бы нам очень хотелось подтянуть группу наземного сопровождения и эвакуироваться отсюда… Склон лесной дороги на которую мы выбрались, оставив шар, оказался солнечным. Привычных ассоциаций к этому слову испытать не получилось. Подтаявший, крутой, обледеневший, а у нас ни лыж, ни сноуборда. Слалом на своих двоих, жизнь спасающий прямым торможением от обнимки с деревьями, перемежающийся иногда и спуском на пятой точке… Ох, и быстро мы бежали! Русские – с горки.
Ощущения инопланетянина, когда натыкаешься в лесу на людей, а нам встретилась дама с собачками: «Вы не знаете, где мы находимся?» И Божьей помощи – первый же водитель, кого тормознули на дороге, оказался самым нужным нам человеком. Бауэр (владелец крестьянского подворья), с ним мы сторговались о цене трактора, чтобы только что спустившись, подняться вновь обратно – за шаром. У первого трактора не хватило силенок, влезть в гору не получилось, – сменили его на более мощный с цепями. Корзину с шаром ребята транспортировали уже по темноте, а я счастливо пригрелась, сушила промокшие ноги в нашей подошедшей машине сопровождения.
И даже на подборе с возвращением назад домой мой полет еще не был закончен. В конце соревновательной недели дожидаюсь ритуала посвящения. Капрун. Ночь баллонов. Свечение. Пользуюсь словом из терминологии воздухоплавателей. Жду имянаречения. Незабываемая лекция в полном окружении хитрющих глаз, жаждущих на тебя броска команд Андрея Денисенко и Сергея Баженова. Человек пятнадцать, а то и больше. Хорошо, хоть предупредили, что будет страшно, но не смертельно. И что они собираются со мной делать?
Узнаю и про мифический полет перуанского мальчика, и про португальского священника, первым продемонстрировавшего модель воздушного шара перед своим королем, и про братьев Монгольфье со всеми подробностями. Информация обязательная, с цифрами, датами, с бараном, петухом и уткой… Именно они стали в 1783 году первыми воздушными пассажирами, в прицепленной к шару клетке проплыли над Версалем четыре километра за восемь минут. Спросите меня теперь, как плавают бараны!
Ага, вот уже на мне поджигают волосы, от страху забываю о чем сей символ… и тут же тушат фирменным аэронавтовским шампанским. Может я изображала преступницу времен французского короля Людовика XVI? Это ведь он запретил братьям-изобретателям, и «своим» людям аристократических кровей подниматься в небо. По его мнению, первый полет в таком опасном деле следовало поручить двум преступникам, приговоренным к смертной казни. Но монарха убедили, что негоже преступникам делать историю. Куда уж небо покорять! По австрийским традициям знаю, даже горы штурмовать в те времена могли лишь голубокровные и духовенство. Вернее, штурмовали, конечно же, и носильщики вместе с графьями и епископами, но имена в летописи событий остались лишь титулованные. Не зря в народе хранилась шутка о «верховой руководящей партии», в том смысле, что некоторых на вершины и на руках заносили в креслах.
Но вернемся к тому, что было после барана через месяц и два дня. Молодой физик Пилатр де Розье и маркиз Франсуа де Арланд отважно совершили благополучный полет в честь своего сиятельного Луи. И завершили его признанием перед ним одного из членов экипажа в своей «неблагородности». Успешность события и хорошее настроение привели к повелению монарха даровать испытателю дворянский титул и землю.
С тех времен, видимо, первополетчикам повелось давать новое благородное имя. Дается оно капитаном воздушного шара по месту приземления. Земля дарится тоже, и я теперь обладательница альпийского гектара, правда на полметра выше земли…
Свеженький графский титул – мне, а им право на несколько секунд уложить тебя на сложенный в корзину воздушный шар носом в землю и вручную уточнить размеры твоей пригодившейся при «слаломе» с горы точки. Вот какого нападения дожидались!
В этом году у них, конечно же, была уже новая девушка. Я ведь не первая. И не последняя. Горит, горит российский газ… Это для меня они останутся навсегда первыми. Впрочем, у меня ведь тоже появился новый мужчина. Пилот. Еще какой! Об этом – в следующем номере журнала…
Ольга Венгер, графиня Шелленберг-Горская (именно так вписали в грамоту)
