Театральную жизнь Вены, как бы резко это ни звучало, спасают гастрольные спектакли. «Наш» театр балует австрийскую столицу редко, пару раз в год. Оттого и показ «Старшего сына», устроенный «Русской гостиной», – подарок.
На сцене, как заявлено в афише, – «блистательный состав не только для заядлых театралов». Самый народный и по части званий, и по любви поклонников – Виктор Сухоруков – о жизни, смерти и театре.
– Виктор Иванович, я, если позволите, – сразу с места в карьер. Количество сыгранных спектаклей «Старший сын» перевалило за сто. Как можно не устать от роли и от самого себя?
– Ответ простой: драматургия. Здесь она вечная, библейская. Тема заблуждения, тема любви, тема обмана. Это во все времена у всех народов было, есть и будет. Простой сюжет: «Жил-был человек, вырастил троих детей, вдруг приходит с улицы некто и говорит: „Я твой сын”». Это всегда будет интересно играть, потому что при режиссерской конструкции драматург все равно оставляет мне право нырять в море каждый раз по-разному.
– Я была на репетиции и застала жаркий спор режиссера Сафонова и артиста Цыганова о подаче одной фразы в уже многократно апробированной постановке.
– Вы думаете, режиссер не ошибается?
– Конечно, ошибается.
– Вот и всё. А если он мне дает задание, я, пока его слушаю, анализирую то, что он от меня требует, что предлагает поправить. Чем дольше мы играем спектакль, тем сильнее он обрастает травой, обрастает ракушками, обрастает вещами, которые нам кажутся сиюминутными. Сегодня я плюнул, а завтра не плюну.
А режиссер приходит и говорит: «Нет, ты вот это сохрани в первозданном виде, а вот это надо поубавить». Бывает, он предлагает то, чего не было в спектакле, и мы начинаем спорить. И этот спор уже не людей – времени. Оно продиктовало нам некое беспамятство, и кто из нас прав – никто не знает. Тогда мы приходим к общему знаменателю: что нужнее, что важнее, что правильней, что точнее. На таком уровне идет разговор. Мы стараемся ладить, мы любим друг друга.
– Павел Сафонов ставил этот спектакль по большей части вокруг Вас.
– Это неправда.
– Врут?
– Врут. Потому что я – ансамблевый актер. Да, я – главный герой, но поверьте, и без меня на сцене происходит великолепное действо.
Но… открою секрет, пьеса бралась под Женю Цыганова и меня. Да, я самый взрослый, самый народный здесь, может, поэтому говорят, что под меня. Если говорить о «Старшем сыне», мы – команда.
– В одном из недавних интервью я прочла Вашу фразу, которая меня зацепила: «Раньше я был одержим мечтой, сейчас я одержим другим. Как это ни странно, я готовлю свою старость, свою тишину, я готовлюсь к кладбищу». Как можно подготовиться к смерти?
– А не надо готовиться, надо понимать. Мы не хотим этого, отгоняем. Якобы, если мы отгоняем мысли о смерти, она куда-то уйдет далеко. Не уйдет. Мало того, я, говоря об этом, и себе напоминаю: не зазнайся, не стань сволочью, уважай других, не будь высокомерным, усмири гордыню. Все закончится, все пройдет, как приходит, так и уходит. Понимая, что когда-нибудь у меня замолчит телефон и дверь не откроется, я ценю сегодняшний яркий, жизненный, насыщенный день. Вот и всё. То есть я, говоря о смерти, напоминаю: живи!
Когда у меня всё завершится – меня перестанут приглашать, снимать или я не смогу играть на сцене, я себя утешу этим. Я же все равно буду страдать, горевать буду. Это наркотик, это такой наркотик – наша профессия! Но чтобы мне поменьше страдать, я себе подстилаю соломку мыслями о том, что знал о конце.
– Что Вас раздражает в дне сегодняшнем?
– Суета и ложь. Много врут люди, много придумывают, накручивают друг друга. Вот это и раздражает. Живут как-то неискренно, и главное, что врать-то можно, если от этого вранья – польза другим. Но врут, чтобы тебе хуже было, а им – лучше. Корыстный мир стал. Так это заметно! И врут, и обманывают, и даже денег не платят. Всё химичат, химичат, думая, что я этого не понимаю. Идет какая-то подмена.
– Снова процитирую Вас: «Я отмахиваюсь от пессимизма, от оппозиции, от людей, сопротивляющихся тому, что происходит вокруг. От людей спорящих». Вы боитесь конфликтов или это от нежелания себя растрачивать?
– Нет, я слишком долго живу. Я прошел сквозь сито не только красивой жизни, но и ошибок, и заблуждений, которые сочиняли вот эти дискуссии, вот эта борьба, эти оппозиционные силы. Когда люди сталкивали друг друга, сталкивались сами, мутили, что-то закручивали, потом бросали весь этот хлам и уходили в разные стороны. А мы, а я и есть народ или часть народа, этот хлам разгребаем. Понимаете, одно дело – спорить с чертежами в руках, с конкретными задачами, объяснимыми, убедительными, другое – просто говорить «ты – плохой, а я – хороший». К сожалению, у нас огромное количество людей, которые дымят безо всякого огня. Чадят, задохнуться можно! Со всех сторон, не только со стороны власти. Демагогии много, она губительна, а потом… у меня же есть Родина и я ею дорожу. Я всегда слушаю тот или иной спор, оборачиваюсь на свою Родину и смотрю, а полезно ей это или нет.
– Вы смогли бы жить в другой стране?
– Нет. Я уже это понял, поездив. Хотя я обожаю мир и вообще считаю, что если человек родился, он заслужил возможность путешествовать и выбирать. Но! У Вас в жизни могут быть три страны, но три Родины не бывает. Родина – одна, и вы либо ее сохраняете для себя, в себе на все времена до конца жизни, либо вы от нее отказываетесь, вот и все. А просто иметь Родину, но не думать о ней, игнорировать – так не получится.
– Вы впервые в Вене?
– В первый раз и восхитился. Одним днем восхитился и вернусь сюда еще раз.
– А что бросилось в глаза?
– Уют. Мне здесь уютно. Это город для жизни.
Каринэ Арутюнян
Фото: Екатерина Цветкова
Благодарим за помощь в организации интервью «Русскую гостиную» в Вене и лично Евгению Лумес.
