Предлагаем вашему вниманию статью кандидата исторических наук Владимира Круглянского, побывавшего в Венской Народной опере (Wiener Volksoper) на балете «Кармина Бурана» («Carmina Burana»). Кому-то она покажется жесткой и безапелляционной, кто-то согласится с ней частично, а у кого-то она найдет полное понимание. Подробности и фоторепортаж в материале автора.
На сцене Венской Народной оперы (Wiener Volksoper), второй по значимости музыкальной площадке Австрии после Венской оперы, уже несколько месяцев идет балет «Кармина Бурана» («Carmina Burana») по одноименной кантате немецкого композитора Карла Орфа. Балет включает в себя не только собственно фрагменты данного произведения, но также «Болеро» М. Равеля и «Послеобеденный отдых фавна» К. Дебюсси.
Оставим за скобками данный, в принципе, стандартный классический музыкальный репертуар и обратим внимание на балетную постановку, в которой явно доминирует столь типичная для Европы культура постмодернизма с ее новыми общественными нормами, эстетическими ценностями и модными символизмами «гламура».
Балет, поставленный на основе упомянутых традиционных произведений, является определенной культурной «ловушкой» для зрителей. Особенно из государств, где силен традиционный общественный уклад. Постановка способна вызвать если не шок, то ощущение непонимания хода мысли современных европейских авторов. Впрочем, если русскоязычный зритель знаком, например, с постановками отечественного эксцентричного театрального режиссера Р. Виктюка, то он может считаться немного подготовленным, и очередная встреча с «прекрасным» уже не станет столь уж неожиданной в своем культурном «новаторстве».
Нетипичная хореография Венского государственного балета обращает на себя меньшее внимание, нежели странные костюмы ряда мужских участников балета – в длинных до пола плиссированных черных юбках (отнюдь не шотландского фасона). В одной из частей балета на сцене появляется, судя по образу, трансвестит в женском платье, вокруг которого, не без символичности, выстраивается всеобщее действие. Впоследствии, когда дело дойдет до кульминации, он будет наблюдать за происходящим со стороны, что так же представляется знаковым моментом.
Наиболее спорной частью балета является своеобразный консилиум «кардиналов». Он начинается на фоне огромного католического креста с молитв в шутовской манере, исполняемых артистами, облаченными в характерные средневековые одежды. Затем действо плавно переходит в яростное каннибалистское поедание священниками поющей человеческой головы, торчащей из середины накрытого белой скатертью стола. Вслед за этим на сцене появляются «монашки», которые подключаются к бурному алкогольному застолью со святыми отцами, которое заканчивается совместной неистовой оргией. Финал сцены – радостный канкан в исполнении «кардиналов» и оказавшихся на столе «монахинь», призванный усугубить состояние всеобщего экстаза на сцене. Не обошлось и без «Черного лебедя» в стандартной балетной пачке и на пуантах, но в мужском исполнении.
Местная публика в массе своей очень даже готова принимать такое искусство. Во всяком случае, яйца не летели. В одного из музыкантов в оркестровой яме попал лишь стакан, случайно брошенный со сцены во время оргии. Русскоговорящие зрители, по нашим наблюдениям, погрузились, мягко говоря, в состояние недоумения и глубокой задумчивости.
Не будем пускаться в ненужные попытки осмысления происходившего на сцене, а также морализаторства. Вульгарность и оскорбительность описанного действия для христиан очевидны, хотя оно, в отличие от выходки панк-группы «Пусси Райот», которую так высоко ценят на Западе, и совершается вне церковных пределов. Как говорится, творческие деятели – люди свободные и имеют право, если их действия не противоречат закону.
Анализ публикаций в ряде ведущих австрийских СМИ в связи с новой балетной постановкой показывает, что и критики крайне благожелательно, если не восторженно встретили идейный замысел авторов. Показалось странным и настораживающим отсутствие сколько-нибудь скептических замечаний по поводу смысловой содержательности балета в католической стране, где религия когда-то играла важную роль. Таков, видимо, современный европейский культурный и политический тренд. При этом желающих сопротивляться, плыть против течения не видно. Постепенно новые ценности стали нормой жизни. Победа Кончиты Вурст на «Евровидении» и ее (его) триумфальное возвращение на австрийскую родину – лишнее тому доказательство, как и радужные флажки ЛГБТ–сообщества (!) на всех венских трамваях.
Такое общественное единодушие вряд ли было бы возможным за пределами сферы непосредственного влияния Запада. Не слышен и голос католической церкви. Она просто утратила былые возможности и рычаги влияния. Численность христианских прихожан во многих странах Евросоюза неуклонно падает, церкви закрываются. И это происходит на фоне роста верующих в других частях света, включая, прежде всего, Россию и страны Латинской Америки.
Может показаться абсурдным, но в обществах «тотальной толерантности» довольно легко несправедливо заработать ярлык «реакционера», «гомофобома» или «антидемократа». Особо разбираться никто не станет.
Справедливости ради заметим, что, разумеется, не все постановки в Европе носят «нетрадиционный» характер. Однако тенденция к увлечению культурными экспериментами в изобразительном, театральном и музыкальном искусствах налицо.
Немецкий философ О. Шпенглер почти 100 лет тому назад в своей знаменитой книге «Закат Европы» (1918 г.) предсказывал грядущий регресс европейской цивилизации и культуры. По его мысли, цивилизация, уже не способная создать нечто новое, начинает заниматься переоценкой прежних культурных, духовных и моральных ценностей. На протяжении века философ подвергается критике: мол, Европа-то все еще жива! Но разве О. Шпенглер виноват в том, что он так задолго предвидел то, что будет происходить позднее?
