При общении с Аллой Суриковой совершенно забываешь о ее возрасте: кокетливая кепочка под цвет одежды, живой разговор, юмор, который, конечно же, ожидаем от режиссера любимых кинокомедий.
– По какому поводу Вы приехали в Вену?
– Я приехала по приглашению Российского центра науки и культуры, чтобы показать свой новый игровой фильм 2017 года с участием замечательных артистов и представить вместе с моим бывшим студентом Славой Серкезом несколько его документальных картин из цикла «Узники концлагерей», в частности, новую ленту «Доктор Саша». Кстати, Слава пока еще по-настоящему ее не закончил, а наша задача была показать более длинный вариант картины в Вене в день начала Великой Отечественной войны. Приедем – сократим его немножко.
– Ну, это документальная лента, а игровая?
– Я показала в РЦНК картину «Любовь и Сакс», сюжет которой основан на повести Адиля Аликперова «О чем пели слепые щенята», и я испытала большую радость: из зала никто не вышел, задавали много вопросов, люди подходили и говорили слова благодарности. Сегодня, когда столько агрессии и насилия в кинематографе, и не только, зрители давно не видели такую, как они мне говорили, глубокую, добрую, нежную, романтическую и лирическую музыкальную картину. Для режиссера главное – это когда зритель доволен просмотром и когда он время от времени смеется, потому что это не комедия, это мелодрама – музыкальная, ироничная, но мелодрама. Все-таки один из персонажей умирает за кадром, а наш главный герой, которого играет Максим Аверин, приходит к нотариусу для оформления наследства и получает арфу. Между мужем и женой существует конфликт, поскольку она (актриса Екатерина Климова) играет в классическом оркестре на арфе, а он – замечательный джазовый саксофонист – перебивается случайными заработками. На музыкальной почве они расходятся и в ощущениях жизни. Он при этом еще и выпивает, поэтому семья живет в напряжении. В какой-то момент жена говорит: «Всё, ты от нас уходишь!». Он и ушел, недалеко, правда, – в тюрьму, и она тут же побежала его спасать. Судья с современными такими взглядами на жизнь – ее играет Анна Ардова – убеждает: «Пусть он немножко посидит, тюрьма в первый месяц прекрасно воспитывает так, что Сухомлинский отдыхает, и он выйдет очищенным, как из храма. Может быть, благодаря своей любви к ребенку герой фильма завязывает с алкоголем и выходит из тюрьмы трезвенником.
Ребенка играет девятилетняя Женечка Абдулова – дочь Саши Абдулова. Прошло почти десять лет, как Саша ушел из жизни, Женечке тогда было, по-моему, три месяца. Саша был так счастлив, что у него появилась родная дочка (была только приемная – дочь Ирочки Алферовой), а Женечка очень на него похожа, напоминает Сашу и темпераментом, и любознательностью, и желанием всё успеть, всё увидеть. Саша Абдулов в своей короткой жизни делал многое: снимал кино, играл спектакли, помогал артистам, то есть жил очень активно и насыщенно.
– Вы раньше бывали в Вене?
– Да, несколько раз. Сначала на генном уровне: мой отец освобождал австрийскую столицу.
В Вене мы снимали кино о строительстве первой железной дороги Петербург–Царское село, все сцены, связанные с отъездом инженера Франца Антона фон Герстнера в Россию. Александр Ширвиндт играл Стефенсона, и, чтобы «украсить его жизнь», мы нашли большого пушистого белого кота, который сидел у него на руках. Шура шутя возмущался: «Я – народный артист всего Советского Союза, получаю только 25 долларов суточных, а вот этот кот, который пачкает шерстью мой костюм, получает 200 долларов в день!».
Потом в Вене проходила неделя российского кино в замечательном зале, он называется «Урания» – старинный кинотеатр, больше похожий на маленький театр, с красными бархатными креслами, красивыми ложами. Во главе делегации был ныне покойный Сережа Лозовой, и мы посещали какие-то удивительные венские заведения и получили огромное удовольствие от общения.
Еще мы коротко побывали в Вене с Кирой Прошутинской – замечательной телеведущей и моей подругой: были в Венгрии на озере, летели в Москву из Вены и решили остаться там на пару дней. В шикарной гостинице сняли номер размером метра полтора – даже на похороны больше выделяют. Успели покататься на пароходе по Дунаю, плыли по промзоне, из окон ничего интересного не было видно. Рядом с нами сидели какие-то милые молодые немцы, мы быстро с ними подружились, и нас уже не волновало, что там за окнами.
– На каком языке с немцами разговаривали?
– Говорили на полуанглийском-полунемецком и даже договаривались, а если что-то было непонятно, я вставляла «bitte», «einfach» и «langsam».
– Вы в свое время учились на факультете математической лингвистики, наверное, иностранные языки изучали?
– Вы знаете, я даже сдала кандидатский экзамен на немецком, но ушла с матлингвистики именно потому, что она требовала свободного знания разных иностранных языков. Теперь в голове остались несколько стихов Гейне и какие-то фразы из немецкого, которые позволяют мне заходить в Австрии в магазины.
– Как часто возможно выпускать фильмы, от чего это зависит?
– В любом случае это – полтора-два года… Ну, предположим, подходящий сценарий найден, потом его надо посылать в Министерство культуры, просить финансирование, искать спонсоров. Скажем, картину «Любовь и Сакс» я сняла за счет частных спонсоров, а Министерство включилось уже на этапе постпродакшна. Сейчас почти каждая картина имеет каких-то частных инвесторов, которые частично или полностью дают деньги на картину или добавляют финансирование к тем 50%, которые, если я не ошибаюсь, выделяет Министерство культуры.
– Актеры зависят от режиссера, а режиссер от кого зависит? Или он самостоятелен?
– Ну, режиссер чаще всего сам продюсирует картину, и хотя у меня есть продюсер – мой зять Александр Алексеевич Голутва – бывший Замминистра культуры РФ, первая финансовая встреча у меня произошла на женском корпоративе, где одна милая женщина, Марина Соколова, сказала, что ей нравится идея фильма, а отец ее очень любит джаз и в частности – саксофон. А дальше уже Александр Алексеевич связывался с ними и заключал договоры.
– У Вас уже появились мысли о новом фильме?
– Я попыталась запустить работы трех своих студентов. У нас есть три сценария. Многое зависит от Министерства культуры – дадут финансирование или нет, хотя деньги министерства – это половина того, что требуется на картину. Будем искать.
– А как это происходит с министерством?
– Сначала сценарий читает экспертный совет (я тоже туда вхожу). Например, второй проект «Ночная прогулка» – интересную, эксцентричную комедию, с романтикой и лирикой – экспертный совет не пропустил. Думаю, что с чувством юмора у его членов напряженка, и поэтому они не увидели, что из этого могло бы получиться очень смешное и симпатичное кино.
Слава Серкез собрал интересный материал для документального фильма про интернациональную команду, которая действовала во время войны в Крыму. Бесстрашные, смелые, сильные, умные люди – русский, еврей, украинец, грузин, дагестанец и татарин.
У моей студентки Милы Некрасовой есть очень интересный проект под названием «Анна и Хельга». Она тоже подала заявку на документальный фильм. Сценарий про двух девочек: Анну Франк и дочку Геббельса Хельгу. Они примерно в одно и то же время погибли от войны. Анна вела дневник, а Хельга писала своему молодому человеку из бункера. Если нам дадут финансирование, то это будет очень интересное исследование – война с двух разных сторон. С одной – дочь идеолога фашизма, с другой – жертва фашизма, но обе пострадали от этого кровопролития.
Еще один документальный проект «Солдатик» – про мальчика, который в шесть лет стал самым юным солдатом Красной Армии. Его родителей расстреляли немцы, но соседка успела выбросить ребенка из окна, и он смог убежать в лес. Подобрали парня не партизаны, а регулярные части. Хотели отправить в приют, но он ни в какую не хотел расставаться с бойцами. Ему по росту сшили солдатскую форму, сапоги, и мальчик даже был награжден медалью «За отвагу», потому что спас командира, которого засыпало землей после взрыва. Если получится, будет интересный фильм.
Наша молодежь мало знает об Отечественной войне, в основном по фильму Сергея Бондарчука «Сталинград». Но этого мало. Подобные картины просто необходимы, потому что именно так нужно воспитывать патриотизм, любовь к Родине, а не просто лозунги, как гвозди, забивать.
– А Вы участвуете в общественной жизни, подписываете петиции?
– Буквально две недели назад мне вручили премию «Почетный гражданин России» – красивый такой орден за мое участие в общественной жизни. Хотя по-настоящему активно участвовать в общественной жизни я закончила в классе четвертом, когда была председателем совета отряда, но по мере сил и возможностей стараюсь. Вот собаку из приюта взяла, породы авокирус (смеется), ну, если мою фамилию Сурикова читать наоборот.
– Везде пишут Ваше отчество Ильинична, а в скобках – Исааковна. Вы поменяли его?
– Отец мой когда-то давным-давно поменял свое имя, поэтому отчество Ильинична у меня с рождения.
– Вы же родились на Украине, как Вы относитесь к сложившейся сейчас ситуации?
– Я надеюсь, что время пройдет и эта дикость закончится. Такая ненависть к москалям воспитывалась довольно давно, во всяком случае – на Западной Украине. Там еще в советское время был музей Бендеры, а во Львове, помню, я купила себе магнитик «Слава тебе, Боже, что я не москаль». Это все нарастало.
Я довольно часто отдыхала в Моршине. Там бывала мама мэра Харькова Михаила Добкина, и она меня соблазнила приехать на фестиваль «Харьковская сирень». Потом я съездила на очень милый фестиваль в Винницу. Губернатором города был Владимир Гройсман, тот самый, который сейчас – правая рука Петра Порошенко. Худощавый, подтянутый (видимо, его фигуру со временем испортило сидение в кресле), с исключительной украинской речью, что очень интересно для еврея. Он действительно очень красиво говорил по-украински. В день города туда приехал Порошенко, я поняла, что они давно в контакте. Порошенко держал речь, всех поздравлял, и в этой речи не было ни одного слова ни про Москву, ни про Россию. Были слова про Польшу, про запад, про всё, что угодно, – как бы полное открещивание от России. Я подумала тогда, что, может быть, я чего-то не поняла, что-то пропустила. Потом на каком-то общем празднике по наивности пошутила: «У вас такой хороший губернатор, и мы, наверное, заберем его в Москву». Зал завопил: «Ни». Мы расстались большими друзьями. На следующий год у Гройсмана был юбилей, и ребята, которые меня сопровождали, попросили прислать поздравление. Мы написали стихи, всё было как-то красиво, мило… и вдруг всё в одночасье закончилось майданом.
Да нет, это не вдруг, это готовилось давно, когда я еще жила на Украине, в Киеве на Крещатике. Однажды ко мне подошли какие-то молодые люди и сказали: «У вас синие очи и черные брови, вы – типичная украинка, вступайте в наш националистический клуб», а я ответила: «Нет, ребята, я не по этому делу», – и тихо смылась. Видимо, работа уже шла, и нашим, скажем, недоброжелателям было важно, чтобы у России под боком был не друг, а враг. Я надеюсь, что здравый смысл возобладает, интеллигенцию всю не передушат, и она поможет нам воссоединиться.
– Вы въездная на Украину?
– У меня хорошие отношения с Украиной, я пока не в списках. Там могилы моих предков. Потом у меня во всех картинах есть привет с Украины. Помню, снимали мы в Гааге сцену из фильма «Хочу в тюрьму», и там главный герой идет по району красных фонарей, а девушки его спрашивают: «Ду ю спик инглиш?», «Шпрехен зи дойч», а он им отвечает по-русски, тогда одна другой говорит: «Шо, Галь, и здесь москали». Тогда это воспринималось как шутка. Или в другой картине Лиза Боярская танцует и поет народную украинскую песню «Ты ж миня пидманула, ты ж миня пидвела». А в картине «Любовь и Сакс» в СИЗО сидит такой дружный интернациональный коллектив, в котором есть человек с типичным украинским акцентом.
– Вот я наблюдаю за Вами и вижу, что Вы любите общаться. С кем Вы проводите время? Какая у Вас, извините за слово, «тусовка»?
– У меня так много общения на съемочной площадке, что после этого меня не тянет общаться вообще. На даче есть какой-то ближний круг. Студенты иногда заезжают. Чаще всего я провожу время со своей дочкой, которая меня все время воспитывает: «Не ешь сладкое, не ешь сладкое…»
– Вы раньше дружили с писательницей Викторией Токаревой.
– Сейчас разошлись, временно, как Россия с Украиной.
– Вы написали автобиографическую книгу. Для чего Вы это сделали? Чтобы освободиться от воспоминаний?
– У меня было много всяких интервью и интервьюшек, и Володя Григорьев предложил мне собрать все в одну книгу. Человек, который меня записывал, не ухватил моего стиля. Я люблю полутелеграфность. Мне пришлось расстаться со всеми редакторами, сесть и написать книгу самой. С тех пор прошло больше десяти лет. Мне уже дважды предлагали переписать или дописать воспоминания. Есть какие-то мысли, но не хватает времени, да и компьютер меня утомляет – голова начинает болеть. А материал все накапливается. Вот недавний пример: сижу в самолете, чтобы лететь в Австрию, вдруг он начинает качаться – входят два огромных человека с надутыми жилами и накаченными мышцами, а в руках абсолютно такие же фигуры – как я поняла, призы за культуризм. Видимо, награды эти ни в один чемодан не поместились.
– Я надеюсь, что с возрастом юмора у Вас не поуменьшилось?
– Хотите спросить: теряю ли я чувство юмора на старости лет – нет, не могу так сказать о себе! Скажу, «со временем»? Не знаю. Это надо спрашивать не у меня, а у моего окружения. Стараюсь всех вытаскивать на отношения не ругательные, а иронические.
– А вообще Вас не тяготит Ваш возраст?
– Наверное, если я сяду дома и не буду ничем заниматься, я это почувствую. Вчера разговаривала с моим бывшим студентом о возрасте, о времени и вспомнила рассказ, по-моему, Лимонова. Одна француженка говорит: «Я чувствую возраст телом – оно, как панцирь: больно двигаться. В остальном я – та же девочка восемнадцати лет».
Беседовала Ирина Мучкина
Фото из архива А. Суриковой
