«Семья Тотов» — это спектакль о войне, или..? декабрь, 2008
Размеренный ритм жизни венских жителей в октябрьские дни успокаивает психику, уравновешивает желания, а день шагает мелкими шажочками, переходя в ночь, и наступает новый день.
И вот на тебе, с утра створки входных дверей распахнуты, боковые запасные двери – настежь. Все в движении: где-то что-то зазвенело, где-то что-то заскрипело – и наполнилось пространство действием, не беготней, а именно действием. Вносились странного цвета (розового) декорации, предметы, костюмы, туфельки (тоже розовые)… И казалось, что все это ну никак не войдет в зрительный зал Культурного центра на Брамсплатц. И что же все это означало?
Да все просто: у нас в гостях побывал Московский областной драматический театр им. А. Н. Островского, со спектаклем «Семья Тотов» по пьесе современного венгерского классика И. Эркеня, в постановке главного режиссера театра В. С. Варецкого. В прошлом году спектакль уже был с успехом показан в Будапеште.
Когда все это вносилось, меня разбирало любопытство, и оно требовало удовлетворения. Остановив худощавого высокого мужчину, поднимавшегося по лестнице (как оказалось, заслуженного артиста РФ Юрия Колганова), я не удержалась от восклицания: «И все это будет обыгрываться на сцене!?» (А сцену-то я знаю – технических возможностей раз два и обчелся.)
– Конечно, – ответил, улыбнувшись, мужчина, хотя эта декорация подразумевает не обычный зрительный зал, а театр-арену. Театр, в котором зрители размещены вокруг игровой площадки, как в цирке. Этот тип сценографии использовался в средние века для представления мистерий (М. Рейнхард, А. Виллье 1958 г.); он позволяет не только объединять присутствующих, но, прежде всего, вовлекать их в действо для эмоционального участия в спектакле. Но в «походных» условиях, сами понимаете, нужно приспосабливаться…»
– Расскажите о театре, о постановке, – продолжаю любопытствовать.
– Вам бы лучше побеседовать с Валентином Сергеевичем, он все расскажет и объяснит…
Я пожелала удачи собеседнику и стала с нетерпением готовиться к встрече с В. С. Варецким.
– Валентин Сергеевич, вы являетесь режиссером Театра им. А. Н. Островского, и вдруг театр абсурда?
– Это вовсе не означает, что мы должны играть только классические пьесы. А. Н. Островский написал 48 пьес, они уникальны по своим жанровым и стилистическим особенностям. Он был великим драматургом и завещал свои пьесы всем театрам.
А театр абсурда уже принадлежит истории литературы и даже имеет своих классиков. Это течение восходит к произведениям Камю («Посторонний», «Миф о Сизифе», 1942 г.) и Сартра («Бытие и небытие», 1943 г.). Во время войны и в послевоенный период эти философы написали полный разочарования портрет разрушенного и раздираемого идеологическими противоречиями мира. А к театральным традициям, предвосхитившим современный абсурд, относятся «фарс», и «парад», гротескные интермедии Шекспира, драма Брехта.
Что же касается Иштвана Эркеня и его абсурдизма, то сказать впрямую, что это абсурд, нельзя. Судьбы людей в его пьесах изложены в гротеске, берется маленькая ситуация маленьких людей и на одном примере семьи показывается деформация строя, страны, мира. Показывается машина, которая, делая коробки, превращает людей в ничто.
– И все же почему Иштван Эркень?
– Мы выбрали венгерского драматурга Иштвана Эркеня не случайно. Его отец был подданным Австро-Венгерской империи. А сам он получил образование фармацевта и инженера-химика, однако с юных лет увлекался сочинительством; затем был призван на военную службу, воевал, попал в плен и отсидел 4 года в сталинских лагерях. Вернувшись, он не обозлился, а понял, что в войне нет ни побежденных, ни победителей, что и те и другие являются жертвами войны.
– На сегодняшний день вопрос о войне актуален?
– Несомненно. Пьеса «Семья Тотов» – о войне. С помощью гротеска Эркень «превращал невероятное в вероятное», сочетая тонкую лирику, игру «на нерве» и блестящую сатиру. События происходят в венгерской деревушке, в горах. Действия выстраиваются между настоящим днем и прошлым, где-то идут военные действия… Там нет ни танков, ни самолетов, нет идеологических столкновений, но есть маленький человек, который попадает в экстремальные ситуации. Что такое человек? Как он себя поведет? Ведь порой человек не способен отыскать точку опоры в безысходном поиске постоянно ускользающего от него смысла. И как найти этот смысл в таких условиях? Война это всегда страшно!
– Это сложная пьеса для постановки… Как возник замысел и почему вы решили, что это будет интересно?
– Работа над спектаклем для меня как для режиссера была любопытна, да и для театра тоже. В Будапеште одобрили спектакль, а у театральных критиков эта работа вызвала интерес и похвалу, так как восприятие пространства в техническом исполнении было сделано по особому мизансценированию: декорация, световое распределение, игровые площадки, музыка, костюмы, игра актеров…
Это произведение известно во всем мире. К сожалению, здесь таких условий нет, но я надеюсь, что артисты попытаются донести до венского зрителя тот заряд эмоциональной энергии, который поможет понять характеры героев. Что-то донести будет невозможно, но я надеюсь, что спектакль получится…
Как и полагается, зрелищное действие началось с фойе (где вешалка).
Почтальон (заслуженный артист РФ Григорий Фирсов), действующее лицо в спектакле, сделав круг на велосипеде, пригласил всех в зал. Лично меня удивило то, что за каких-то четыре часа подготовки зрительный зал, оборудованный в соответствии со сценографией пьесы, стал неузнаваем. Зрительские места находились в пространстве игры актеров, розовые декорации подчеркивали необычность происходящего. А почему розовый цвет? Потому, что очень необязывающий, легкий такой, но несущий смысл. Черные тени – символы зла, плавно скользили между актерами и зрителями, подчеркивая мистичность иллюзии, происходящей на площадке…
С профессиональной точки зрения можно было бы и покритиковать, что, мол, не было ясности сюжетной линии, кое-где «проваливалась» смысловая нагрузка, выходили персонажи, не несущие определенной задачи, и т.д. и т.п.
Да и «капризным» и все замечающим зрителям неэстетично было видеть потеющих актеров и разбрызгивание слюны, но, в конце концов, нас не так часто «балуют» такими постановками.
Мне не хотелось быть критиком. Я смотрела и сопереживала происходящему на сцене. А там разворачивались такие события, которые вызывали желание смеяться над глупостью семейства Тотов. Хотелось кричать и возмущаться: «Ну разве можно становиться послушными рабами этого «придурковатого» майора (заслуженный артист РФ Юрий Финякин), который смастерил машину, превратив людей в механических манекенов! Во имя чего? И нужна ли доброта, доведенная до отчаянья?»
И зрители участвовали в происходящем: наблюдали, смеялись, не верили в предлагаемые обстоятельства абсурда, моментами чувствовали отвращение, сострадали, а порой у кого-то на глазах навертывались слезы. Пробрало. Затронуло.
Публика от души рукоплескала, восклицала: «Молодцы!» Дарила цветы. Громко и дружно аплодировала… и раз, и два, и три… так-то вот… все получилось!
Я желаю удачи театру, режиссеру, артистам – и творческого им успеха!
Материал и фото подготовила Нина Процай
