Несмотря на неудачную попытку возвратить Силезию в состав империи, предпринятую во время Семилетней войны, в Вене не теряли надежду на реванш. Каунитц полагал, что ему вновь удастся заключить с Россией антипрусский союз, пообещав, в случае успешного завершения войны, отдать ей в качестве военной добычи Восточную Пруссию.
Но в Петербурге восторга эти перспективы не вызвали. Зачем Екатерине ввязываться в эту войну? Фридрих с самого начала ее царствования вел по отношению к России лояльную политику. А предположение отдать в качестве военного трофея Восточную Пруссию вызвало у императрицы гнев. Почему она, завоевав «силой русского оружия» данную прусскую провинцию, должна принимать ее в виде подачки из рук этой старой и глупой святоши? Кроме того, России было гораздо выгодней существование двух относительно слабых германских государств, чем одного сильного. Вместе с тем Екатерина готова была заключить военный союз с Австрией по «восточному вопросу», потому что здесь интересы обоих государств совпадали. Агрессивная политика Турции внушала опасения как той, так и другой стороне. Но пока в Вене этот вопрос считали второстепенным и с заключением договора тянули. К началу 1766 года Каунитц окончательно понял всю бесперспективность своих попыток втянуть Россию в новый союз против Фридриха и стал совместно с тогдашним премьер-министром Шаузелем создавать новую «европейскую конструкцию» (к этому времени его постоянная партнерша по прежним переговорам маркиза Помпадур уже около двух лет находилась в мире ином).
Эта новая «конструкция» предусматривала военный союз трех католических государств: Австрии, Франции и Испании. Более всего он оказался выгоден Франции. Испания должна ей помочь стать морской державой для того, чтобы возвратить потерянные во время Семилетней войны заморские территории, а Австрии отводилась непосильная роль: противостоять могуществу России и Пруссии. При этом она должна была полагаться лишь на собственные силы, потому что Франция после прошедшей войны напоминала человека, крепко прикованного к постели тяжелым недугом, и потому не могла принимать активное участие в решении «восточных вопросов». Для укрепления этой шаткой конструкции предусматривался «династический брак: невеста – младшая дочь Марии Терезии Мария Антуанетта, жених – наследник французского престола, старший внук короля Людовика XV. В момент заключения этого брачного контракта в 1766 году невесте исполнилось 11 лет, а жениху – 12. Бракосочетание предполагалось совершить в 1770 году. В оставшиеся четыре года венский двор должен был основательно потрудиться, чтобы дать невесте необходимое воспитание и привить ей навыки поведения в придворном обществе Версаля. Однако хлопоты, связанные с возведением Иосифа на престол Священной Римской империи, а затем эпидемии тифа и оспы не позволили императрице лично следить за воспитанием дочери. А когда такая возможность наконец появилась, то выяснилось, что будущая королева в части изучения французского языка за истекшие два года не только не добилась прогресса, но даже кое-что подзабыла. Зато сильно продвинулась в танцах: научилась крутиться на одной ножке. Чтобы наверстать упущенное, Мария Терезия прибегла к самым радикальным, на ее взгляд, мерам. Она практически изолировала свое дитя от немецкоговорящего общества и окружила его актерами местного французского театра. Но это сразу вызвало резко негативную реакцию Версаля. Разве можно допустить, чтобы языку Мольера и Расина их будущую королеву обучали какие-то бродячие актеры? Для замены этой странствующей ватаги Версаль срочно командировал в Вену аббата Вермона из Тулузы. Благодаря своему благочестию и вкрадчивым манерам он пришелся по душе Марии Терезии. Из его рассуждений можно было сделать вывод, что все неудачи, возникшие в процессе воспитания Марии Антуанетты, кроются в ее характере, который она унаследовала не от усидчивых и трудолюбивых Габсбургов, а от своего отца. Но императрице не стоит беспокоиться – ее дочь через два года будет говорить по-французски. Лишь бы только ему не мешали. Из Франции были выписаны две камеристки, не знавшие ни одного немецкого слова, а сам аббат превратился в тень своей воспитанницы и не выпускал ее из поля зрения даже на уроках танцев.
Прошло два года. Аббат выполнил свое обещание. Мария Антуанетта научилась бегло говорить по-французски, правда, возникали еще некоторые трудности с произношением французского грассирующего «Р», но этот недостаток ей пришлось устранять уже в Версале. За неделю до отъезда дочери во Францию Мария Терезия переселила ее в свою спальню и стала посвящать в тайны супружеских отношений. По-видимому, это очень напоминало рассказ дальтоника о красочной палитре полотен Матисса. Ей следовало бы, пожалуй, пригласить консультантом графиню Ауэрсперг, которая могла бы выполнить эту миссию с большим успехом.
19 августа 1770 года в венской Церкви августинцев, согласно брачному контракту, состоялся обряд бракосочетания. Правда, сам жених в Вену для участия в этой церемонии не приехал, и его роль пришлось исполнять брату невесты – Фердинанду. На другой день это событие отмечалось рядом торжественных мероприятий: военный парад на улицах города, большой концерт с участием знаменитых артистов в театре, прием для дипкорпуса в Бельведере. Утром 21 августа Мария Терезия вручила дочери специально для нее составленную инструкцию, которой она должна была руководствоваться после прибытия в Версаль. По настоянию матери Мария Антуанетта дала торжественную клятву, что будет еженедельно перечитывать этот важный документ, чтобы не сбиться с пути истинного. Наконец будущая королева разместилась со своей свитой в двух шикарных каретах, специально изготовленных для этого случая по личному указанию короля Людовика XV и отправилась в пределы своего нового отечества. Ее сопровождал огромный кортеж, в котором были задействованы 340 лошадей. 8 мая это скопище карет и разнообразных повозок достигло берегов Рейна. Посредине реки, на маленьком островке возвышался прекрасно оформленный павильон. Здесь, согласно протоколу, на «ничейной» земле должна была происходить процедура «офранцуживания» королевы. Сразу после входа в восточную часть павильона австрийские камеристки раздели Марию Антуанетту догола и в таком виде отправили через специальную дверь в западную часть строения, где французские придворные дамы одели ее во все французское. Итак, вся австрийская челядь осталась на восточном берегу Рейна, а пятнадцатилетняя, с острым габсбургским носиком, светловолосая дочь Марии Терезии оказалась одна среди своих новых подданных. 14 мая произошла ее встреча с шестнадцатилетним женихом, который выехал со своим дедом, королем Людовиком XV, встречать суженую. Жених оказался не в меру робким и смог лишь молча поцеловать «Туанетту» в щечку, изрядно при этом покраснев. Дальше наступило молчание, которое, наверное, продлилось бы до самого Версаля, не приди на выручку внуку дед, имевший, как известно, большой опыт общения с дамами и потому искусно заполнивший своим светским разговором образовавшуюся паузу.
Версаль встретил новобрачных чередой празднеств. Театральные представления в только что оборудованном дворцовом театре, маскарады, фейерверки следовали один за другим. Но вот праздники закончились, и в Вене, Париже и Мадриде стали с большим нетерпением ожидать плодов нового брака. Особенно большое рвение в этом вопросе проявлял испанский посол. Подкупив прислугу, он ежедневно получал отчеты о состоянии простыней, используемых молодой четой. Повышенный интерес к этому браку со стороны Мадрида вполне объясним: ведь в Испании также вынашивали планы женитьбы наследника французского престола на испанской принцессе. И теперь, если вдруг оказалось бы, что «австриячка» не сможет продолжить род Бурбонов, было бы возможно вновь вернуться к испанскому варианту брака.
Мария Терезия получала информацию из Версаля сразу по трем каналам. Письмам дочери она всегда была рада, но большого доверия к ним не испытывала. Мало ли что может написать матери пятнадцатилетняя девчонка! Вот австрийский посол в Версале граф Мерси – это совсем другое дело. Всегда всё и обо всех знает и дельный совет подчас может дать. Но беда: вольнодумец и безбожник этот граф. А ведь за девочкой в этом современном Вавилоне нужен глаз да глаз, а то чего доброго собьется с пути истинного. Не послать ли еще в этот вертеп аббата Вермона? Ведь он так ревностно исполнял возложенные на него обязанности по воспитанию ее дочери в Вене. Так он оказался вторым бдительным оком Марии Терезии в Версале. Конечно, аббат не уподоблялся своему испанскому коллеге и интереса к постельному белью не проявлял. Он и без того был прекрасно осведомлен обо всех подробностях придворной жизни Версаля и обстоятельно сообщал о них в своих посланиях в Вену. Письма же Вермона в основном касались нравственной и религиозной сторон жизни дочери венгерской королевы.
Злополучные простыни продолжали поступать прачкам все в том же запачканном виде. Мария Терезия и без посланий обладала этой неутешительной информацией, получая ее из первых рук. При отъезде дочери в Версаль она обязала ее сообщать кодом «Generalin Krottendorf» о наличии месячных недомоганий. И этот код упорно повторялся из месяца в месяц. Сначала бесплодность брака объясняли неспособностью к деторождению самой австрийки, но несколько позже выяснилось, что она тут ни при чем, а виновником был ее супруг. Эскулапы обнаружили в его «мужском продолжении» небольшой дефект, который легко можно было устранить при помощи простой хирургической операции. Но он медлил и своего согласия на нее не давал. Мария Терезия, узнав об этом из писем аббата, сразу обратилась к Людовику XV с просьбой убедить внука в необходимости операции. Но, видимо, у короля в это время были более важные дела, и просьбу он не выполнил. Мария Терезия, не успокоившись, в многочисленных письмах к зятю рекомендовала ему быть мужественным и прибегнуть к «обрезанию всего того, что мешает заняться производством наследников». Но будущий король не собирался прислушиваться к советам высокопоставленной тещи – у него были другие приоритеты: любимое занятие слесарным делом на верхнем этаже Версальского дворца.
Кроме этой трудности «Туанетта» встретилась в Версале с еще одним обстоятельством, которое мать обошла молчанием в своей, казалось бы, всеобъемлющей инструкции. Как ей, австрийской принцессе и будущей королеве Франции, общаться с мадам дю Барри? Ведь в недалеком прошлом она была просто «девкой для утех», искавшей себе клиентов в саду Тюильри, а теперь вдруг оказалась первым лицом в государстве, без согласия которого король и пальцем не пошевелит. Чем же она так крепко привязала к себе короля? Дело в том, что на седьмом десятке лет его некогда буйный «огонь желаний» перешел в еле заметное тление, и теперь он хотел видеть подле себя не новую Помпадур, а нечто совсем другое. И вот этим «другим» и оказалась мадам дю Барри. Она была моложе Людовика XV почти на 35 лет. Когда монарх чувствовал прилив сил, она выступала в роли любовницы и выполняла все его прихоти. Но стоило ему занемочь, что происходило очень часто, она уже выступала в роли заботливой матери и не отходила ни на минуту от его постели. Большинство министров также были довольны ее деятельностью. Она не требовала для себя ни новых дворцов, ни важных титулов и потому не наносила ущерба бюджету. Кроме того, мадам дю Барри еще умудрялась очень успешно выполнять обязанности секретаря монарха. Располагая информацией о его самочувствии и настроении, она безошибочно определяла, какому министру со своими вопросами можно идти к королю, а кому следует повременить.
Пришлось спросить совет у матери по этому весьма деликатному вопросу. Ответ пришел примерно следующего содержания: конечно, дю Барри – это самая настоящая шлюха, но политика от нас всегда требует определенных жертв. Ведь она, Мария Терезия, называла Помпадур «дорогой сестрой». Почему бы ее дочери не сделать то же самое? Назвать сестрой вчерашнюю шлюху у Антуанетты язык не повернулся, но первый обмен фразами все же состоялся. «Не правда ли, в Версале много всяких людей, мадам?» – спросила девушка и получила ответ: «Да, мадам». Обе остались очень довольны этим разговором, потому что каждая из них посчитала себя победительницей.
Проходит год. Потом еще три. В 1774 году от оспы умирает Людовик XV. Мария Антуанетта становится королевой Франции.
Профессор Александр Зиничев
Продолжение в след. номере.
