Памяти летчика Алексея Ремнёва и всех захороненных вдали от родины…
Невидимый ювелир запаял время в цепочку из невозвратимых мгновений. Иногда мистических.
Невидимый дирижер соединил оркестрантов, живых, с давно ушедшими…
Невидимый благодетель одарил радостью всех участников этих сокровенных событий.
Мосты
Не знаю почему, но опять это случилось со мной. Может быть я была в тот миг одна из тех, кто думал о вечности? «Мы – тайна для себя самих. Одно лишь нам известно,что мы умрем, уйдем отсюда, оставив здесь свое тело… Солнце будет все так же всходить на востоке и совершать свое шествие по некоему небесному мосту. Очи звезд все так же будут смотреть на землю, но уже не увидят нас»*, – читала я книгу архимандрита Рафаила Карелина «Умение умирать или искусство жить». Днем весенним, но еще нецветущим. И вдруг в мою интернет-форточку влетело краткое сообщение:
Я из России. В 1952 году при испытании самолета погиб мой дядя в г. БРУК (Австрия) и похоронен на армейском кладбище в г. БРУК. Фамилия его РЕМНЁВ АЛЕКСЕЙ СЕРГЕЕВИЧ. Хотелось бы узнать, кладбище такое существует? И сохранилась ли могила? Может чем-то сможете мне помочь.
Откуда она узнала, что я живу в Бруке, ведь в моих данных – Целль-ам-Зее? Небесный мостик убежавшего вперед времени показывал явную преимущественную дистанцию незнакомки, стоящей на фото у белого палисадничка. Оказалось, сибирского.
Ах, ты, матушка, знаешь ли ты, что по-немецки Bruck это мост? В нашем Bruck an der Großglocknerstrasse русских захоронений точно нет, после войны здесь была американская зона оккупации. «Мосты наводить» пришлось в поисковике австрийских железных дорог. После вывалившейся колонки с Бруками очень захотелось протопать на кухню за чашкой кофе. Молю и молюсь… Помоги, Господи!
Я верю, что и вы обязательно поверите мне. Все произошло, можно сказать, с одного клика мышки. Кофе я допить не успела… Первой строкой послала запрос сибирячке Татьяне, а нет ли в запасе чего поточнее? Потом залезла в «нашедевчатскую группу в Австрии», куда не заходила больше года! Только собралась вопросить у «нашенских», как при очередном глотке глаза мои наткнулись на Татьяну… Еще одну Татьяну, ставшую важнейшим звеном всей этой истории. Уж не помню, в какой-то женской теме-болтушке она заявляла о себе, что живет одновременно в трех местах. Любопытным для меня оказалось именно последнее упомянутое ею место: Брук… И теперь, после всей этой истории, женскую словоохотливость причислять к недостаткам не буду. Поэтому второй строкой вышла на связь с ней и стала ждать ответа. Суток не прошло, как мы практически нашли Алёшу! Мосты были соединены! Омская Татьяна прислала номер воинской части, данный в похоронке, австрийской Татьяне предстояла прогулка по кладбищу ее городка Брук-ан-дер-Ляйта, где до 1955 года находилась советская воинская летная часть номер 35509.
Алёша
«Безмолвные могилы как бы протягивают к нам невидимые руки, взывая о помощи… Каждая могила – тайна, но, поминая усопших, мы соприкасаемся с этой тайной. Ангелы-хранители усопших радуются, когда мы молимся о них. Если усопший был грешник, то, помянув его, мы исполним долг любви, а если он спасен, то наши слова побудят его так же молиться о нас».*
Алёша, похоже, очень хотел быть найденным. Ведь на его могилке ни разу не побывала ни одна родная душа. На земле у него оставалась еще в живых младшая сестричка Шурочка, 78-летняя Александра Сергеевна, мама омской Татьяны. Какая-то мистика была и в том, что она со всего Интернета написала именно мне. Одну меня дал ей поисковик! И в том, что день нахождения могилки Алёши оказался днем его рождения! И в том, что австрийская Татьяна, чья семья тоже пострадала от ужасов войны, как оказалось, много лет продолжала традицию возложения майских венков к памятнику советским погибшим солдатам. 22 советских воина, павших при освобождении Брука-ан-дер-Ляйта, городка в 40 км от Вены, в марте-апреле 1945 года были изначально захоронены в братской могиле в центре города; позже, в 1947-м, постановлением городского совета, их останки были перезахоронены на городском кладбище. Словно невидимая рука руководила всеми нами с одной целью: время помнить еще не прошло!
«Есть какое-то особое чувство у человека, какое-то непосредственное ощущение своей душой того, кто лежит в могиле. Некоторые могилы, кажется, изливают незримый свет. Около них – поле удивительного мира и покоя».*
Это поле покоя во мне от всего, что связано с «нашим Алёшей». Так стала называть его, получив в дар «с того провода» старые фотографии и целую историю… Вот он вдвоем с мамой в гимнастерке и шапке со звездой, семнадцатилетний, серьезный, собравшийся на фронт. Мальчишка, в одночасье ставший взрослым. Отец, Сергей Васильевич Ремнёв, 1907 года рождения, до войны работал механизатором в колхозе, попал в плен в 42-м, там и погиб, как указали в похоронке. Мать, Варвара Антоновна, троих деток поднимала одна. Если кто-то не знает, деньги тогда в колхозах не платили, работали за трудодни. Жили в селе Коммуна, Новосибирской области, школа – в соседней деревне за семь километров, так и бегали каждый день туда и обратно, – вспоминает Александра Сергеевна Малюгина, в девичестве Ремнёва. Ноги промочишь по лужам – и на целый день, так ревматизм и заработала, с детства. Может поэтому Алёшка такой счастливый уже на другой фотографии: в настоящем летном комбинезоне, шлеме, а главное – в сапогах-унтах, эти-то уж точно не промокнут! Увидев однажды в небе самолет, сказал себе, что обязательно станет летчиком! И так любил всегда читать, а с тех пор совсем засел за книги. В старших классах стал учиться в другой деревне, Андреевке, за 15 км от дома, жил у чужих людей. Сам себе варганил нехитрую еду, сам стирал, сам выучился играть на гармошке, неплохо рисовал. Ну и, конечно, когда получалось вернуться домой, помогал матери со скотиной и огородом. Невероятно, но мечта деревенского парнишки о небе сбылась! В 44-м забрали в армию и, вскоре, направили в Качинское летное училище под Москвой. После него попал на Западную Украину и служил в городке Стрый, там и женился. А вот на фото он с братом Мишей, который выучился на стрелка-радиста и летал на бомбардировщике. Встретились они уже после войны, в январе 52-го, в украинском городке Коломыя, части находились рядом. Двадцатипятилетний красавец-лейтенант Алексей Ремнёв на фото слева. В сентябре 52-го всю его воинскую часть перевели в Австрию. Тося, жена, приехать к нему не успела. Через два с небольшим месяца, в ноябре, Алёшин самолет при испытании разбивается и он погибает… Снова и снова гляжу на юное улыбающееся лицо…
«Эти люди жили, любили, и ненавидели, боролись, побеждали и терпели поражение, проявляли великодушие и мстили; души их кипели страстями, как молодое неперебродившее вино; в уме они составляли планы, в мечтах, как на крыльях, облетали всю землю…»*
Если бы остался жив, может полюбил бы красотку-Австрию, может, кучу деток нарожали бы они с женой! Может, в будущем, стал бы, как Юрий Гагарин, космонавтом…
А еще, пусть простят меня неверы, летчик Алексей Ремнёв умирал дважды… Ведь у Бога нет мертвых, а Алёша все-таки с детства был крещеным… – Ах, Тося, Тосенька, что же ты наделала?! После войны Сталин запретил официальную медицинскую помощь при детоубийствах в утробах материнских. Видела, видела Алёшина душа делающую подпольный аборт жену, после гибели мужа испугавшуюся, что никому не будет нужна с ребенком. Умирало то единственное, что он оставлял после себя на земле. У брата Миши, хотя тот и женился дважды, дети тоже не появились. А Тося… Замуж повторно Тося вышла, но детей у нее больше не было и, мучимая виной женщина, жалея о содеянном, запила горькую.
«Скорее можно человеку свернуть огромную гору или возвратить реку от устья к истоку, чем вернуть назад хотя бы одно мгновение».*
Удивительный факт в жизни Алёшиной матери: Варваре Антоновне не довелось побывать ни на одной могиле своих самых дорогих людей. Могилы мужа просто нет. Алёшину искала в советское время, писала сюда в Австрию письмо, на тот самый указанный в похоронке Брук, конечно же, по-русски, по-матерински, и всю жизнь сокрушалась, что захоронили ее сына так далеко, и даже некуда сходить ей поплакать. А, может, он жив, и просто закралась ошибка? Ко второму сыну, Михаилу, 89-летней женщине, на похороны в Ставрополь сил добраться не хватило, сраженная внезапным известием о его смерти, сама слегла и уже не встала.
16 могил на русском кладбище Татьяниного городка, за ними ухаживает гемайнде. Татьяна Малер (Куц) переехала в Австрию в 90-х годах. Это сейчас она успешная бизнес-леди с круглосуточным переводческим бюро и салоном красоты «Шейп лайн» в первом районе Вены, а в то время работала в городском совете Брука-ан-дер-Ляйта, отвечая за городское кладбище. Согласно Договору между СССР и Республикой Австрия, последняя берет на себя бессрочное обязательство по уходу за советскими воинскими могилами. Городской совет прилагает все усилия для поддержания на должном уровне состояния как советских воинских могил на городском кладбище, так и памятника воинам-освободителям в центре города.
«На кладбище растут цветы, эти цветы говорят о том, что жизнь не кончается смертью. Алый цветок, выросший из черной земли, как бы свидетельствует собой о воскресении мертвых».*
Алеют цветы – капельками их крови. А кто-то когда-то будет помнить о нас… Алёшина племянница Татьяна Стародубцева (Малюгина) просит меня:
Оля, напишите от нас большое спасибо австрийцам и администрации города, что сохранили могилу, ухаживают, мы безмерно благодарны. Низкий всем поклон. Будем Вам всем благодарны до конца своих дней.
«Они были, они вышли из небытия, прожили годы земной жизни, как проходит свой путь путник, и ушли отсюда через темные ворота смерти. Сколько раз потом солнце начертило на небе, словно огненным циркулем, свои годовые круги!»*
А, может, мистика еще и в этих Татьянах, переводном смысловом созвучии фамилий Малер-Малюгина, прорисовывающих нашу память?..
Ольга Лаврова
Под * – отрывки из книги
архимандрита Рафаила Карелина
