С каждым днем мы, современное молодое поколение, с удовольствием избавляемся от всех предметов старины, которые накапливали наши родители, бабушки и дедушки.
Все, чем они хотели поделиться с нами, уже совсем нам не интересно.
В одном из старых чемоданов моего деда я обнаружила несколько фотоальбомов, писем и пару исписанных блокнотов. Мое любопытство и юношеский авантюризм были снова разбужены так называемыми мемуарами моего старче Андрея Андреевича.
Воспоминания оказались настоящими путевыми очерками о некоторых европейских странах, в которых побывал этот тогда еще советский человек. Несколько историй особенно интересны и прекрасно дополнены хорошими фотографиями. Одному из самых красивейших уголков земли мой дедушка посвятил немало страниц и несколько метров пленки. Австрии, с ее зримыми и скрытыми жемчужинами…
А история эта начиналась так.
В нашей группе советских туристов – двадцать четыре человека. Эта поездка в Австрию – ответ на прошлогоднее посещение Советского Союза австрийским «Поездом мира».
Уже на маленькой пограничной станции нас встретили знакомые по Москве австрийские друзья, некоторые из них сели в поезд и сопровождали нас до Вены. Еще более теплая встреча ожидала нас в австрийской столице. Перрон был наводнен людьми и цветами. Профессор Хуго Глазер, председатель Австрийско-Советского общества, шутливо сказал в своей речи: «Ваш приезд в Австрию – как хорошая премьера, а хорошая премьера обязательно должна праздновать и свой юбилей».
Наша «премьера» проходила в теплой, дружеской обстановке. Мы повидали Верхнюю и Нижнюю Австрию, Штирию, Каринтию, Тироль, Зальцбург… и везде советских туристов встречали приветливо и сердечно.
Штирия… Дорога кружит по склонам лесистых, пока еще не очень высоких гор. Если глядеть в окно автобуса назад, горизонт с каждой минутой все расширяется, открывая гористую, сплошь покрытую зелеными лугами и лесами местность с серым вьющимся ленточкой шоссе и разбросанными кое-где игрушечными домиками, из-за которых неизменно выглядывает островерхая церковь.
На перевале за Земмерингом нас ожидала… зима. Здесь не часто выпадает снег в последних числах мая, но погода, очевидно, решила именно в эти дни сыграть с нами такую шутку. Мы тут же воспользовались ею: очень приятно было поиграть в снежки в конце мая!
Во время путешествия мы не раз покидали лето с пышной листвой цветущих каштанов и яблонь, зелеными виноградниками у подножия гор и вступали в царство снегов, с белыми спокойными елями и лыжниками на склонах. Так и сейчас: спускаемся в долину – становится теплее, и лишь белые цветы, сплошь покрывающие яблони, напоминают о снеге там, на перевале.
Дорога бежит дальше. Вот Капфенберг, промышленный город. Здесь самые большие в Австрии сталелитейные заводы. Вот местечко Риглерс, где родился и жил Петер Розеггер, известный австрийский писатель. Городки сменяются один другим, и в каждом улавливаются какие-то своеобразные черты; неизменны только щиты реклам и бензоколонки фирм «Эссо» и «Шелл»; они, как верстовые столбы, сопровождают нас всю дорогу.
Грац – второй по величине город Австрии. Река Мур делит его на две части. На левом берегу – старый город со средневековой крепостью, университетом, основанным в XVI веке; на правом – новые районы с современной промышленностью; здесь бумажные фабрики, металлургические и машиностроительные заводы, завод мостовых конструкций, поставляющие свои изделия во многие страны.
В узких улочках старого Граца на каждом шагу – приметы старины. На одном из домов – причудливые водосточные трубы с желобами в виде раскрывших пасть драконов; из окна верхнего этажа другого дома выглядывает фигура турка в чалме. Это значит, что дом когда-то принадлежал богатому вельможе, который во время войны с Турцией был освобожден от постоя солдат.
На горе стоит крепость, куда ведет лестница, высеченная в крутой, почти отвесной скале; в свое время крепость выдержала не одну осаду турок и французов. В наше время гору и крепость осаждают туристы, желающие полюбоваться отсюда городом. Предприимчивый хозяин держит здесь ресторан.
В зале этого ресторана Комитет защиты мира Штирии устроил для нас дружескую встречу. Народу собралось много. Каждому из нас преподнесли засушенный цветок эдельвейса, растущего высоко в Альпах. Для того, чтобы его сорвать, нужны ловкость и храбрость, и те, кто отправляется за эдельвейсом, не всегда возвращаются обратно – так рассказывали нам жители Граца.
Две девушки в живописных костюмах пели под звуки национальных инструментов песни горцев. Потом нам показали местные танцы с ритмичным притопыванием и прихлопыванием ладонями по подошвам.
Особенно запомнился танец шахтеров. Его исполняют четыре человека в темноте. В руках у каждого –маленький шахтерский фонарик и молоточек. Танец состоит из движений, напоминающих работу шахтера в забое, ритмичных притопываний и легкого постукивания молоточком по железной палочке в такт сопровождающей музыке. Во время танца шахтеры поют старинную песню о тяжелом горняцком труде с припевом: «Если бы мы не работали, из чего была б твоя корона, император?»
В Клагенфурте, главном городе Каринтии, на вечере, организованном тамошним Комитетом мира, за нашим столом сидела простая приятная женщина. Она рассказала, что ее муж три года находился в гитлеровском концентрационном лагере; сейчас он – больной человек. Старого наборщика, сидящего рядом, волновал вопрос о сближении народов. Важным средством для этого он считает распространение общепонятного международного языка – им мог бы быть, по его мнению, эсперанто, который он изучает.
В городке Филлах, откуда железные дороги ведут в Италию и Югославию, нам бросился в глаза небольшой, но яркий плакат, висящий у входа в «кирхе» рядом с объявлениями о предстоящих службах и проповедях. На фоне земного шара с неясными контурами материков изображен мирно спящий ребенок, а над ним вздымается клубящийся гриб взрыва атомной бомбы. Из дыма вырисовывается скелет, его костлявые руки тянутся к спящему ребенку, чтобы задушить его. Смысл подписи под плакатом сводится к тому, что людям надлежит обратиться к церкви, только в этом спасение от ужасов атомной войны. Плохо завуалированное желание церковников извлечь выгоду из страха перед водородной бомбой вызвало иронические замечания наших австрийских друзей.
Грос-Глокнер – одна из самых высоких вершин Австрийских Альп (3 798 метров). Чтобы посмотреть на нее, туристы поднимаются в автобусах по специальной горной шоссейной дороге на высоту «Франц-Иосиф». Склоны гор, обступившие долину, откуда наша машина начала подъем, изобилуют водопадами. Есть и совсем маленькие, и большие, стремительно срывающиеся с кручи, и спокойно льющие свои струи – целая коллекция водопадов, словно кто-то нарочно собрал их здесь.
Шоссе неуклонно поднимается вверх, к Грос-Глокнеру. Прямо за кромкой дороги – пропасть, уходящая куда-то в бесконечность. Птицы сперва парят на одном уровне с нами, но скоро и они остаются где-то внизу. Облака, которые снизу казались такими живописными и густыми, охватывают нас клубами неприятного редкого сероватого тумана.
«Вот что такое облако при ближайшем рассмотрении», – философски замечает кто-то. Хочется записать это замечание, но не тут-то было: из ручки от перемены давления вылились чернила.
Автобус наш остается на одной из трех асфальтированных площадок, а мы поднимаемся выше, к ресторану, под вывеской которого стоит обозначение высоты – 2 418. Но, увы, Грос-Глокнер, из-за которого и совершено это путешествие ввысь, плотно окутан облаками. И вдруг – о счастье! – облака рассеиваются, могучая горная вершина во всей своей ослепительной красе предстает перед нами. Все усердно щелкают фотоаппаратами. Но Грос-Глокнеру, наверное, давно уже надоело сниматься, и он быстро скрывается за облаками.
…Снова маленькие городки. В Раттенберге сохранилось много построек XVI века; в сочетании с окружающей тирольской природой это выглядит как готовая декорация для пьесы или кинофильма. Впрочем, городок и используется для этих целей: в нем снимаются исторические картины, и магистрат получает деньги за то, что старинные городские стены появятся на экране.
…Мы в главном городе Тироля – Инсбруке. Свою историю он ведет еще со времен Римской империи, с XII века упоминается как город. Здесь сохранились дома XV–XVI веков. В их тени как бы дремлет ничем не потревоженное средневековье. Но стоит покинуть эти переулочки и свернуть на главную улицу – Марии Терезии, как картина меняется; витрины современных магазинов, снующие во все стороны автомобили… Царит атмосфера капиталистического города, главные доходы которому приносит туризм. В окрестных горах любители лыжного спорта могут заниматься им круглый год.
В отеле «Централь» нас радушно приветствовал его владелец, восьмидесятилетний старец Фолькнер, в прошлом году посетивший Москву и Киев. «Я в восхищении от Москвы», – говорит он. Фолькнер потребовал, чтобы мы обязательно выслушали историю, которая произошла с ним в Киеве. Каким-то образом он выронил в окно автобуса «новую, чудесную шляпу». Очень скоро шляпа была ему доставлена. Ее подобрал какой-то мальчик, спросивший при этом, не предмет ли это музейной старины: на марке шляпочной фирмы стоял 1856 год. Поразила Фолькнера глубокая убежденность советских людей в правоте своего исторического дела: его русские и украинские собеседники твердо отстаивали советский образ жизни, его принципы.
Снова мы внизу, снова солнечно, и особенно веселым кажется тирольский ландшафт. Луга у подножий зеленых мохнатых гор сплошь усыпаны желтыми лютиками, ромашками, кое-где сено убрано в маленькие острые стога, непривычные для нашего глаза. Земля здесь принадлежит помещикам и кулакам. Об этом напоминают небольшие колокола на коньках домов – звон их созывает батраков на обед.
…Все путеводители для туристов в один голос оповещают, что Зальцбург – один из красивейших городов Европы. Он действительно напоминает музей, в котором на открытом воздухе собраны прекрасные образцы старинной архитектуры: церкви, соборы, резиденции архиепископов, фонтаны на площадях, старые башни и триумфальные ворота, дворцы и парки.
В центре города, на горе Менхсберг, возвышается крепость. Ее начали строить еще в XI веке. Серые зубчатые стены и башни так слиты с вершиной горы, что кажутся ее неотъемлемой частью. Город был в свое время заново отстроен одним из архиепископов, правителей Зальцбурга, в стиле барокко. Здесь множество архитектурных ансамблей, очень удачно сочетающихся с окружающей природой – грядой Альп и извивами реки Зальцах, – что так и просятся на полотно художника, вернее, производят впечатление, что они с этого полотна сошли. Из многочисленных зальцбургских церквей несколько построено знаменитым архитектором Фишером фон Эрлахом, который воздвиг и известную Карлскирхе в Вене.
Но есть в Зальцбурге три небольших здания, которые не блещут архитектурной пышностью, а вместе с тем это самые посещаемые туристами места. Все три связаны с именем великого Моцарта.
В четырехэтажном, выкрашенном сейчас в розовый цвет доме на Гетрайдегассе, 9, была квартира, в которой семья Моцарта прожила тридцать лет. Здесь родился гениальный музыкант, отсюда ребенком уезжал он со своим отцом на гастроли в Вену, Германию, Францию, Голландию, Англию.
В квартире – два клавесина. На одном из них маленький Вольфганг начал подбирать услышанные мотивы, а потом впервые обучаться музыке. Другой, поменьше, Моцарт брал с собой в дальние странствия. На стенах – портреты маленького Моцарта и его сестры Нанерль, музыкально одаренной девочки, игравшей вместе с братом в его первых гастролях. Дети изображены в пышных нарядах, полученных в знак особой милости от Марии Терезии после того, как они выступили перед ней и ее двором. На этом, впрочем, и окончились милости императрицы. В дни, когда молодой Моцарт особенно нуждался в поддержке и заработке, Мария Терезия писала своему сыну, эрцгерцогу Фердинанду: «Вы спрашиваете меня, взять ли вам в услужение молодого зальцбуржца? Не знаю, что вам сказать, так как не уверена в том, есть ли у вас необходимость в композиторе… Я это говорю для того, чтобы вы не обременяли своего двора людьми бесполезными, в особенности людьми подобного типа…»
В музее хранится несколько партитур произведений Моцарта. Среди них – вещи, записанные в детском возрасте в тетрадь сестры: у мальчика еще не было собственной нотной тетради. Здесь же партитура «Свадьбы Фигаро», поражающая малым количеством помарок.
Во второй дом семья Моцартов переехала, когда материальные дела ее улучшились. А третий, маленький одноэтажный деревянный, стоит в парке замка Мирабель. Он был перевезен на родину композитора из Вены. Возле него в дни музыкального фестиваля, который ежегодно проводится в Зальцбурге летом, исполняются произведения Моцарта…
С Зальцбургом связано и имя писателя Стефана Цвейга. Здесь он прожил больше 25 лет и уехал отсюда в 1937 году, спасаясь от преследований фашистов. О последних годах жизни писателя рассказывала младшая сестра Стефана Цвейга Ольга. Ей сейчас 72 года. В период травли брата гитлеровцами она просидела полтора года в тюрьме, а затем находилась в концентрационном лагере. Ольга знает, что к своему решению покончить жизнь самоубийством (Стефан Цвейг и его жена приняли яд) брат пришел в результате сильного душевного потрясения: ему сообщили, что фашисты сжигают и уничтожают его книги, рассказывали, как они бесчинствуют в Европе. Ему казалось, что выхода нет, что все кончено, и фашистские варвары погубят культуру и человечество.
В прошлом году, рассказывала Ольга Цвейг, к ней в Зальцбург явился некий господин (фамилию она из деликатности не назвала) из Соединенных Штатов. Он попросил у нее все, что осталось как память о брате: фотографии, письма. Все это требовалось для выставки, которую этот американец собирался устроить в Вене. Обещав сразу же после закрытия выставки возвратить все документы владелице, предприимчивый бизнесмен удалился, и до сих пор о нем ни слуху ни духу. Ольга Цвейг писала ему несколько раз на оставленный адрес, но ответа так и не получила.
На мой вопрос, писала ли она что-нибудь о брате, Ольга Цвейг сказала, что не обладает таким талантом, но что сейчас ей приходится упражняться в особого рода «литературном творчестве» – писать прошения об увеличении пенсии. Недавно послано очередное письмо правительству. Каков будет исход?
Ольга Цвейг одной из первых вступила в Зальцбургский комитет защиты мира.
…Проделав более тысячи километров в автобусе, мы приехали в Вену. На ее улицах бросаются в глаза контрасты, какими отмечены в наше время все капиталистические столицы Европы. На перекрестке можно увидеть инвалида войны, просящего подаяние у элегантной дамы, вышедшей из дорогого лимузина. В толпе скромно одетых венцев то промелькнет американская девица в узеньких брюках до щиколотки, то заокеанский делец в кричащем галстуке.
Но поспешим лучше к знаменитому средневековому готическому собору Святого Стефана. Его остроконечные шпили, мощью устремленные вверх, вырисовываются на фоне неба, словно сплетенные из серых кружев. Совсем другая – Карлскирхе с ее большим зеленым куполом и витыми колоннами у портала…
В центре Вены – Хофбург, бывшая резиденция всех австрийских императоров. Вместе со зданиями музея искусств, исторического музея и дворцовых конюшен напротив Хофбург был задуман как большой архитектурный ансамбль, который так и остался незаконченным.
Не редкость встретить сегодня в Вене разрушенные дома – это следы войны. Да, война! Многие, с кем пришлось нам встретиться в Австрии, тяжело пострадали от нее: сидели в концентрационных лагерях, потеряли близких. Мария Кратохвил рассказала нам свою историю, так похожую на истории очень многих. Ее муж, владелец небольшой меховой мастерской, во время войны доставлял пищу и одежду русским военнопленным. Фашисты его убили. «Я ненавижу фашистов и войну», – говорит Мария.
Несмотря на разницу во взглядах на многие вопросы жизни, мы, как правило, находили общий язык с австрийцами, когда речь заходила о мире. Хорошо сказал Вильгельм Штейнер, один из видных деятелей австрийского движения за мир: «Слово „мир“ не нужно переводить, если оно сказано сердцем. Люди, не желающие войны, прекрасно понимают друг друга».
Таких людей в Австрии много. С этим убеждением мы покидали страну.
В чемодане моего деда есть и другие интересные истории, но о них я расскажу в следующий раз…
Ольга Папулина
По мемуарам деда
Фото из семейного архива автора
