В воскресенье я наконец выполнила просьбу друга и отправилась на Центральное кладбище разыскивать могилу его дорогого отца. Стыдно за то, что пообещала я это сделать давно, а время нашла только теперь.
В субботу был прекрасный день: светило солнце и листва на деревьях горела, напрашиваясь в объектив. Следует заметить, что в этом году осень в Вене по-настоящему хороша. А все, вероятно, оттого, что первый морозец ударил уже в октябре — это оказалось не только прекрасно губительным для бактерий, но и для листвы, которая после этого начала неистово набирать краски. Обычно в этих краях долго держится плюсовая температура, отчего и деревья, бывает, до Нового года не могут расстаться с листвой, зелень постепенно приобретает мертвенные, жухлые тона, листья сохнут, сворачиваются и потом целую зиму так и остаются висеть на ветвях грязными метелками. Из-за долгого отсутствия морозов есть и еще одна неприятность: это запах гниения, от которого невозможно скрыться. Но в этом году, к счастью, все не так, в этом году в Вене — золотая осень!
В воскресенье, однако, погода резко испортилась, над городом повис, как его здесь называют, высокий тума. Мне же кажется, что это низкая облачность, такая низкая, что она уже давит на голову, на сердце, на легкие.
Подъехав к главному входу Центрального кладбища, я обратилась к портье — это человек, который сидит в сторожке на воротах (от латинского porta, что означает «ворота, вход»), дает справки, отвечает на вопросы и следит за порядком. Маленький человечек, лицо которого украшала смешная щеточка под носом, вроде как повеселел от того, что я обратилась к нему с просьбой. Достал карту кладбища и радостным голосом сообщил, что могилы российских солдат находятся с другой стороны, но чтобы не топать через всю огромную территорию, он советует подъехать к другим воротам, что я и сделала, намотав на счетчик не меньше пяти километров.
— Вы на торжество? — спросил меня другой портье, мало похожий на первого: он был высок и дороден и усов у него не было.
— Какое торжество? — ответила я вопросом на вопрос, но портье меня не расслышал.
Где находятся русские могилы, он сказать не мог, поэтому послал меня туда, где намечалось торжество, посоветовав разыскать герра Петровича (это фамилия, а не отчество), который должен был это знать.
Люди собирались на другом конце огромного поля, усеянного ровными рядами низких и совершенно одинаковых каменных крестов — это были могилы немецких солдат. Серое небо почти касалось верхушек редких и наполовину оголенных берез, сиротливо возвышавшихся над крестами. Влага из воздуха садилась на кресты и капельками стекала с посеревшего камня. И такая печаль объяла мое сердце, такая глубокая жалость… Под этими крестами лежат те, кто были когда-то нашими врагами, но время ненависти миновало. Вот уже седьмое десятилетие покоятся солдаты под этими одинаковыми крестами. Все они умерли молодыми. Много ли было среди этих несчастных отъявленных негодяев? Думаю, не так много. Большая их часть — это заблудшие, обманутые души или те, кого силой погнали на ту войну. Их так воспитывали. Живи они в другое время или при других обстоятельствах, они были бы совсем другими и жизнь у них была бы иная.
Петрович — у него под мышкой оказалась учетная книга — долго искал в своих списках Пимена Максимовича Щербину, а не найдя, посоветовал вернуться к церкви, где похоронены русские солдаты, воевавшие во Второй мировой войне, а у этих ворот, только по другую сторону от немецких солдат, лежат русские, погибшие в Первой мировой войне.
— А кого здесь будут сегодня хоронить? — спросила я. В немецком языке слово торжество относится как к свадьбе, так и к похоронам (сравните die Hochzeitsfeier — die Begräbnisfeier — прим. ред.).
— Никого не будут. Сегодня в Германии отмечается День народной печали (Volkstrauertag отмечается за два воскресенья до первого Адвента, это «тихий» праздник, когда поминаются убитые и погибшие на всех войнах в мире — прим. ред.). В Австрии усопших поминают 1 ноября, в День всех святых.
Пришлось вернуться к машине. Портье, видимо, заметил, что ноги мои ведут себя не так, как надо, и любезно предложил въехать на территорию кладбища. Стоит это два пятьдесят, но денег он с меня не взял.
Русское захоронение пришлось искать долго, а оказалось оно — кто бы мог подумать! — в непосредственной близости от главной церкви, украшенной грандиозным зеленым куполом. Русская часовня, к слову, расположена у главного входа. Здесь нет крестов, здесь стоят надгробные плиты. И тоже абсолютно одинаковые. На некоторых написаны имена, на других несколько имен, на третьих несколько слов о том, что страна не забудет своих героев, а на четвертых и вовсе ничего нет — ни одного слова. Сколько детей могло бы родиться на свет и не родилось — потому что их отцы слишком рано нашли свой последний приют в австрийкой земле, о которой никогда не мечтали. Какими страшными были те годы! И вот ведь, казалось, можно бы навек извлечь урок из того безумия и никогда больше не начинать никаких войн. Но… Глупость ли или злоба человеческая заставляет и сегодня проливать кровь…
Добросовестно обошла все плиты и прочла все надписи на них, но имени Пимена Максимовича Щербины не нашла — возможно, лежит он под одной из безымянных. Сфотографировала некоторые из них, а их там пара сотен. Цветы лежали лишь у одной из плит, а у памятника я заметила свежие венки. Могилы ухоженные — и ухаживают за ними австрийцы: восьмого мая (в Австрии это День Освобождения) австрийцы приносят на могилы русских солдат цветы.
А потом брела среди старинных склепов с надписями «Семья Грубер», «Семья Мелихер» и т. д., и другая печаль объяла мое сердце: наши семьи жизнь раскидала по разным уголкам земли советской. Один мой дед был красным полковником, другой — белым. Один погиб в Гражданскую, другого репрессировали, и никто не знает, где лежат их косточки. Мои родители происходили из разных мест и после развода разъехались по разным республикам… Как свести воедино, соединить эти нити в своей душе так, чтобы они уже никогда не рвались. Впервые в жизни подумала я о том, как это было бы замечательно, если бы и у моей семьи было вот такое пристанище, такой вот надежный Дом Вечности… — чтобы было куда прийти помолиться.
Мне трудно это объяснить…
Текст и фото: Диана Видра
