Изобретатель литографии Алоис Зенефельдер
Осенью 1771 года придворный актер Петер Зенефельдер гастролировал в Праге. В поездке его сопровождала находившаяся на сносях жена Катарина. Супруги с нетерпением ожидали рождения первенца, и 6 ноября в одном из красивейших городов Европы на свет появился Иоганн Алоиз Зенефельдер – будущий изобретатель литографии. В Праге семейство задержалось недолго: спустя всего два месяца после рождения сына Петера пригласили работать в придворный театр Маннхайма, он спешно погрузил в карету вещи, супругу и младенца и, воскликнув «Адьё!», отправился в Германию. Много лет спустя Иоганн Алоиз будет жалеть, что не появился на свет на пару месяцев позже.
Затем в 1778 году Зенефельдеры перебрались из Маннхайма в Мюнхен, где глава семейства продолжил служить Мельпомене. К тому времени Алоиз подрос, и родители стали подыскивать ему хорошую школу, чтобы основательно подготовить мальчика к поступлению в университет. Петер придавал учебе детей огромное значение, так как он ни за что не хотел, чтобы нога хотя бы одного из его наследников ступала на сцену. И старший сын не подводил отца: Алоиз блестяще окончил лицей, где он среди прочего изучал химию, физику и механику. За успешную учебу юноша получил от курфюрстин Марии Анны стипендию в 120 гульденов и отправился далее грызть гранит науки в университет Ингольштадта.
Алоиз выбрал факультет юриспруденции. Учеба в университете давалась ему та кже легко, как и в лицее, профессора восхищались его знаниями, а аттестат состоял сплошь из отличных отметок. Но в 1791 году внезапно умер отец Алоиса, не оставив почти ничего своей жене и восьмерым детям, и на плечи 20-летнего студента свалились заботы о содержании семьи. Он околачивал пороги контор, пытался заработать при помощи своих познаний в области химии, но все было напрасно. Алоиз не отчаивался, он, видимо, верил немецкой пословице: «Wo ein Wille ist, ist auch ein Weg», или, в переводе на русский – «где есть воля, там есть и путь» и искал возможные пути. Неожиданно он вспомнил о написанной им несколько лет назад незамысловатой комедии «Знатоки девушек, или Большой ученый, а в жизни лишь слуга» и предложил ее директору придворного театра курфюрста. Тот согласился, и 13 февраля 1792 года состоялась долгожданная премьера. Алоиз с содроганием сердца наблюдал за происходившим на сцене из зрительного зала. Публика благосклонно встретила творение Зенефельдера, и тот получил достойный гонорар. Затем юноша решил попробовать себя на сцене. Конечно, он помнил о пожелании своего покойного родителя, и сердце Алоиза сжималось при мысли о том, что ему придется нарушить волю отца. Однако бедность, безденежье и нужда подталкивали его к такому шагу, в конце концов Алоиз посчитал, что дополнительный заработок во благо многочисленного семейства в сложившихся условиях – это просто необходимость. Правда здесь его ждала неудача: он обошел театры Мюнхена, Нюрнберга, Аугсбурга, Эрлангена и Регенсбурга, и всюду встретил отказ. Это несколько охладило пыл молодого человека и заставило его снова вернуться к написанию пьес. Как Зенефельдер сам отмечал, он погружался в мир поэзии, «чтобы чувства могли вырваться наружу», так как его «сердце в реальном мире не находило никаких радостных занятий». После того, как пьесы были написаны, Алоиз стал искать пути для тиражирования своих творений. Типографии он обходил стороной, так как их услуги Зенефельдеру были не по карману. В то время он мечтал о собственной небольшой типографии, но денег на ее приобретение не было, семейство вообще еле сводило концы с концами. Он сам говорил позднее, что «если бы у меня были необходимые средства, то я купил бы тогда литеры, пресс и бумагу, и, скорее всего, литографию так быстро не изобрели бы».
Как гласит народная мудрость немцев: «Not macht erfinderisch». «Голь на выдумки хитра» – вторим мы им. Вот и Алоиз стал искать дешевые подручные средства для печатания своих произведений с целью продажи. Он и предположить не мог, что сделает величайшее открытие и совершит переворот в области печати, а его изобретение распространится по всему миру. Но не все получилось сразу, Зенефельдеру было суждено пройти путь проб и ошибок. Сначала он решил делать углубленные матрицы для отливки букв из стали, затем вколачивал их в кусочки грушевого дерева, – так получались деревянные буквы. Конечно, они быстро разбухали и становились непригодными. Затем Зенефельдер попытался вырезать текст и вытравливать его на медной пластинке, правда, у него не было денег на покупку соответствующего оборудования. И так как в его распоряжении была только одна медная пластинка, ему каждый раз приходилось стачивать ее и полировать, что занимало много времени, к тому же пластинка становилась с каждым разом все тоньше и тоньше.
Неудачной оказалась попытка вырезать текст на цинковой тарелке для дальнейшего травления: Алоиз не знал, что тарелка состояла из сплава цинка со свинцом, который плохо поддается травлению азотной кислотой. А затем по воле Его Величества Случая в июле 1796 года на пороге дома Зенефельдера оказалась прачка, а у Алоиза под рукой не было ни клочка бумаги, ни обычных чернил, чтобы зафиксировать, сколько вещей он отдал в стирку. Нашлась лишь доска из зольнхофенского известнякового камня, на котором он и составил список при помощи краски из воска, мыла и сосновой сажи. Когда прачка ушла, Алоиз решил поэкспериментировать с доской: он обложил надпись по краям бортами из воска и попробовал вытравить при помощи азотной кислоты белые места. После травления он увидел, что камень растворяется, а текст остается и становится выпуклым. Так был изобретен метод изготовления форм высокой печати путем химической обработки известнякового камня. Со временем он усовершенствовал свое изобретение, которое родилось вследствие счастливой случайности. Однако само открытие случайностью не являлось, так как ему предшествовала кропотливая работа, серьезные размышления и бесчисленные эксперименты.
Работу замедляло постоянное безденежье. Даже небольшой медный станок для печати с двумя валиками, который мастер изготовил по эскизу Зенефельдера за 6 гульденов, лишил семейство всех денежных средств. Мать Алоиза была вынуждена отдавать свою мизерную пенсию на погашение счетов, к тому же неожиданно начали расти цены на самые необходимые продукты питания. Для улучшения финансового состояния семьи Зенефельдер решил записаться на шесть лет в армию, так как узнал, что новобранцам выплатят по 200 гульденов. Но ему отказали. Причина отказа была проста – Алоиз родился в Праге, а потому в Германии считался иностранцем. Как же он расстроился тогда!
Однажды в витрине маленького магазинчика в Ингольштадте Зенефельдер увидел плохо перепечатанные ноты из старой нотной тетради, и понял, что сможет сделать это лучше. Алоиз рассказал о своей задумке композитору и музыканту Францу Гляйснеру, с которым познакомился в 1796 году в Мюнхене. Двери дома Гляйснера всегда были открыты для Алоиза, бывали времена, когда Зенефельдер даже жил здесь. К тому же Франц часто помогал деньгами вечно бедствующему другу. Очень скоро приятели стали компаньонами – образовали фирму «Гляйснер и Зенефельдер» и начали издавать ноты.
Зенефельдер не останавливался на достигнутом и продолжал свои опыты. Однажды он взял лист старой книги, смочил его слегка смешанной с гуммиарабиком водой и наложил на лист тонким слоем краску. При этом краска прекрасно пристала к буквам, напечатанным давным-давно, но не пристала к чистым местам страницы. Он сделал отпечаток и увидел, что текст из книги отпечатался на бумаге, только в зеркальном виде. Тогда Алоиз попробовал написать на камне текст жирными чернилами, совершил протравку при помощи азотной кислоты, смочил камень гуммированной водой и начал печатать. Таким образом в 1797 году Зенефельдер изобрел способ плоской печати и назвал его «химическим печатанием». Во Франции с 1803 года этот метод стали называть литографией. В 1797 году также появился первый рисунок, напечатанный с камня.
Успех нового метода печатания, изобретенного Зенефельдером, держался на трех китах: прочности печатной формы (камень), очень быстрой обработке печатной формы и низкой стоимости по сравнению с обычными способами печатания.
Дела пошли в гору, Зенефельдер еле справлялся с заказами, а потому подключил к работе в компании своих братьев, Теобальда и Георга, а также взял двух учеников. Курфюрст Максимилиан даровал фирме «Privilegium exclusivum» на 15 лет, то есть эксклюзивное право на печатание и продажу своей продукции в Баварии. Затем, прослышав о новаторском изобретении, в Мюнхен из Оффенбаха пожаловал некий придворный советник и издатель нот Андрэ и за 2000 гульденов заключил с Зенефельдером и Гляйснером договор, дававший ему право на печатание. Алоиз даже отправился в Оффенбах, чтобы помочь Андрэ открыть самую лучшую типографию в мире.
А тем временем, в декабре 1799 года, несмотря на то, что дело Алоиза успешно развивалось, его сестра Шарлотта, чтобы заработать на хлеб, была вынуждена печатать открытки и отправлять двоих братишек, Карла и Клеменса, продавать их постояльцам гостиниц и гостям трактиров.
Андрэ сразу же осознал значимость открытия Алоиза и планировал открыть литографии в Вене, Париже, Берлине и других городах, и – уговорил Зенефельдера поехать в Лондон. Там жил один из братьев предприимчивого Андрэ, который должен был руководить новой литографией на берегу Темзы. Другой брат Андрэ проживал в Париже, он тоже планировал открыть литографию. Это положило начало поездкам Зенефельдера по разным городам Европы, при этом в каждом из них он пытался выхлопотать себе привилегии.
Так началось победоносное шествие литографии по миру. Со временем этот метод печатания стал господствующим в области иллюстрирования книг и приносил владельцам типографий солидный доход. И только Вена никак не хотела покоряться Зенефельдеру и Гляйснеру. Здесь мощный отпор компаньонам оказали владельцы магазинов художественных изделий. После долгих мытарств Алоиз познакомился с богатым придворным агентом и крупным фабрикантом Йозефом Хартлом Луксенштайнским, мечтавшим открыть типографию. Он выделил Зенефельдеру необходимые средства, но получить привилегию так и не удалось, – изобретателю пришлось довольствоваться простым разрешением на отраслевую деятельность. Затем Хартл утратил интерес к дальнейшему сотрудничеству, и Зенефельдеру пришлось возвращать выделенные фабрикантом деньги. В конце концов в карманах Алоиза осталось 50 гульденов.
Почти бесконечная череда неудач, постоянная борьба за выживание не сломили Зенефельдера, он всегда оставался терпеливым и спокойным, воодушевленным своей работой, стремясь постоянно усовершенствовать свои открытия, придумывал что-то новое. После закрытия типографии для печати нот в Вене, он занялся ситцепечатанием.
В 1809 году Зенефельдера пригласили в Мюнхен для организации процесса литографии при королевской комиссии составления карт. Ему назначили пожизненное жалованье, присвоили титул королевского инспектора литографии и позволили владеть собственной литографией.
Время от времени Алоиз навещал Вену. Так, в 1815 году он помогал организовывать литографию торговцу книгами герру Герольду.
В 1818 году Зенефельдер издал книгу «Vollstaendiges Lehrbuch der Steindruckerei», в которой поведал многие подробности великого изобретения. В конце книги он написал: «Я хочу, чтобы литография распространилась поскорее по всему свету, принося человечеству своими многочисленными превосходными воспроизведениями разностороннюю пользу и способствуя облагораживанию людей, никогда не служа дурным целям. Да сделает так Всевышний! И да благословен будет час, когда я ее открыл».
Позже, в 1826 году, он изобрел мозаическое литографирование, а в 1833 году Алоиз смог перенести с камня на полотно изображения, нарисованные масляными красками.
Личная жизнь увлеченного изобретениями Зенефельдера долго не складывалась. Он женился только в 1810 году, накануне своего 40-летия. Избранницей Алоиза стала дочь верховного аудитора. Она подарила Зенефельдеру сына Генриха и в скором времени скончалась. Тогда же, в 1813 году, Алоиз женился повторно. Его второй супругой была состоятельная девушка – племянница композитора и капельмейстера Петера фон Винтера Анна Мари Ройсс. Она оказалась умной и рачительной домохозяйкой, которая смогла упорядочить финансовое положение своего супруга.
В 1827 году 55-летний Зенефельдер вышел на заслуженный отдых, тремя годами раньше после нескольких инсультов скончался его давний друг Гляйснер. В домашней лаборатории в Мюнхене Алоиз продолжал работать над усовершенствованием своих изобретений, которыми восхищался сам Гёте. Он интенсивно трудился вплоть до самой смерти 26 февраля 1834 года. За несколько месяцев до кончины Зенефельдер писал: «Искусство вечно, а жизнь коротка. Мне мучительно осознавать эту истину, ведь так мало я смог осуществить, сколько всего остается незавершенным! И, тем не менее, среди изобретателей я один из счастливейших, так как мне удалось увидеть столь широкое распространение литографии».
Зенефельдер умер в бедности. По приказу короля Людвига ему возвели надгробный памятник, часть которого выполнена из зольнхофенского известняка. Своему сыну и второй супруге он не оставил ничего, кроме литографии, которую Анна Мари впоследствии превратила в очень успешную и доходную. За год до своей смерти в 1857 году она составила завещание, согласно которому оставила почти все свое состояние в размере 54 848 гульденов, за вычетом небольшого наследства троим детям своего пасынка, общей больнице и фонду бедных Мюнхена.
Разносторонность Зенефельдера не может не восхищать: он писал стихи, песни и арии, любил полемику и книги, рисовал и гравировал, хотя никогда этому не учился, копировал картины с большим мастерством, каждое новое открытие пробуждало в нем живой интерес. Однажды в Лондоне он услышал, что английское правительство назначило премию в размере 33 000 фунтов стерлингов тому счастливчику, кто изобретет управляемый воздушный шар. Алоиз тут же позабыл о литографии и своих станках, закрыл свою мастерскую, располагавшуюся в большом зале отеля «Roquelaure», скупил все книги по аэростатике и принялся с усердием изучать эту непростую науку. Через четыре недели он смастерил маленькие воздушные шары, которым приходилось противостоять воздушными потокам, исходившим из мощных воздуходувных мехов. К счастью, через некоторое время он решил оставить проблемы аэростатики и снова вернулся к делу всей своей жизни – литографии.
Юлия Креч
