?К тому времени, когда 24 октября 1882 года в Австро-Венгрии, в курортном местечке Шиофок на берегу озера Балатон у Кальманов родился мальчик Имре, в семье уже было двое детей: Бела и Вильма. В первые годы жизни Имре его родители не знали материальных проблем. Отец его был добропорядочным буржуа, жили они хоть и небогато, но вполне прилично: держали горничную и кухарку.
Четырехлетний Имре с детства поклонялся «храму искусств». Обычно, если он не шел в театр, то его можно было найти дома, в музыкальной комнате. Забившись под рояль, он слушал, как разыгрывала музыкальные экзерсисы его сестра Вильма. Но в ту пору мальчик вовсе не помышлял о карьере музыканта – он мечтал стать портным. В шестилетнем возрасте Имре изменил свои планы: теперь он вознамерился осчастливить соотечественников не новыми платьями, а защитой их прав в суде – маленький Кальман решил стать адвокатом.
Имре усиленно занимался в двух школах – в гимназии и в музыкальной школе, едва улучив свободный часок, тотчас же садился к роялю разучивать сочинения Шумана и Шопена. Музыка завораживала и пьянила его. Во время летних каникул его чуть ли не силком приходилось оттаскивать от рояля и усаживать за обеденный стол. К концу каникул руки у Имре разболелись до такой степени, что каждый удар по клавишам доставлял ему невероятные мучения.
Имре исполнилось пятнадцать лет, когда весною 1898 года он впервые выступил перед публикой с Фантазией Моцарта ре-минор. В концертном зале присутствовали и корреспонденты, дабы в своих критических отчетах подвергнуть оценке способности юного музыканта. Имре выглядел столь маленьким и щуплым, что газеты восторженно отметили дарование «двенадцатилетнего музыканта».
В последние годы учения ему приходилось трудиться с двойной нагрузкой, отдавая преимущество гимназии: родителям хотелось, чтобы сын непременно получил аттестат зрелости. Имре выполнил желание родителей, блестяще сдав все экзамены.
Однако теперь для него началась поистине двойная жизнь. Подчинившись родительской воле, он поступил на юридический факультет Будапештского университета, проучился там восемь семестров, сдал все необходимые экзамены, но не дотянул до степени бакалавра. Но и это было большим достижением, если учесть, что параллельно он с полной нагрузкой учился в музыкальной Академии.
Занятия музыкой требовали столько времени и сил, что о написании диссертации и думать не приходилось. Семья поощряла его занятия юриспруденцией, давая деньги на карманные расходы. Суммы были не бог весть какие, но Имре этого хватало. А для того, чтобы учиться музыке, он должен был сам изыскивать материальные возможности. Играть на рояле он не мог – подвели руки. Он стал писать критические статьи в ежедневную газету.
В 1902 году он написал первое музыкальное сочинение «Цикл на стихи Людвига Якубовски». За первой работой последовали другие. Среди них главный труд, с которым он связывал все свои надежды, – «Сатурналии» – поэмы для большого симфонического оркестра. 29 февраля 1904 года в будапештском Королевском оперном театре, на концерте выпускников композиторского отделения Академии музыки состоялось первое исполнение симфонии Имре Кальмана. Впрочем, оно стало и последним. И все же сам Кальман именно этот день считал началом своей музыкальной карьеры. С тех пор он свято верил, будто високосные годы сулят ему удачу, а уж 29 февраля – день особого благополучия.
Адвокатская карьера Кальмана не сложилась. Он опять зажил двойной жизнью, с той только разницей, что по утрам уходил не в адвокатскую контору (как думали домашние), а в редакцию. Надо заметить, что там его приняли с распростертыми объятиями и предложили должность музыкального критика с жалованьем 70 крон в месяц.
На следующий год Кальман удостоился премии Роберта Фолькмана, присужденной ему будапештской Академией музыки. Материальные размеры премии позволяли провести шесть недель в Берлине. Имре воспользовался этой возможностью, чтобы предложить свои сочинения немецким издательствам (вслед за «Сатурналиями» им была создана очередная симфоническая поэма – «Эндре и Иоганна»), однако издателя для этих опусов не нашлось ни в Берлине, ни в Лейпциге, ни в Мюнхене, куда заехал Кальман по пути на родину.
«Выходит, мои симфонии не нужны миру? Дело кончится тем, что я решусь на отчаянный шаг – возьму да и сочиню оперетту!» – с досады острил Имре и сам смеялся громче всех. Опуститься до оперетты! Обладатель премии Роберта Фолькмана, достойный ученик профессора Кеслера, он глубоко презирал сей легкомысленный жанр. Однако обстоятельства сложились так, что вскоре Кальман «докатился» до оперетты.
Должно быть, идея витала в воздухе. Иоганн Штраус и Миллекер – великие пестователи жанра – почти десять лет как покоились в могилах. И вдруг оперетта возродилась вновь. Имре снял дешевую комнату на чердаке в Кройсбахе под Грацем, чтобы работать без помех. Там-то он и сочинил свою первую оперетту – «Осенние маневры». Премьера прошла 22 февраля 1908 года в Будапеште с невероятным успехом. Публика без устали аплодировала, вновь и вновь вызывая исполнителей на сцену. Спустя год, 21 января 1909 года, премьера состоялась в венском театре «Ан-дер-Вин». Австрийская публика встретила оперетту Кальмана с не меньшим восторгом. В апреле того же сезона она была поставлена в гамбургском театре, а несколькими неделями позже состоялась ее премьера в Берлине.
Еще через год и один день в элегантном «Иоганн Штраус-театре» прошла премьера новой оперетты. Текст ее принадлежал перу двух опытных либреттистов, а действие происходило в той среде, которая была знакома Имре с детства: в Венгрии, на степных просторах. Были тут и сцены из цыганской жизни, и цыганские песни… Имре, верный своей натуре, был настроен пессимистически. На этот раз и один из либреттистов, Фриц Грюнбаум, не в силах был подавить дурные предчувствия. «Нравится мне вся вещь, определенно нравится, – старался он утешить себя и своего соавтора Юлиуса Вильгельма, – вот только этот вальс…» Грюнбаум обреченно махнул рукой.
Премьера новой оперетты Кальмана состоялась 11 октября 1912 года; пресловутый вальс, вопреки всем колебаниям, решено было оставить. А на следующий день его мелодию распевали на каждом углу: успех был подобен взрыву бомбы. Грюнбаум в недоумении пожимал плечами, но теперь вид у него был вовсе не унылый. «На то она и бомба, что никогда не знаешь, взорвется или нет», – твердил он в свое оправдание.
До начала Первой мировой войны Имре написал еще одну оперетту – «Маленький король». Но она едва вытянула на вежливые аплодисменты. В поисках «своего» либреттиста Кальман пробовал разных авторов. Постепенно сложились отношения с двумя парами литераторов: Лео Штейном и Белой Йенбахом, а впоследствии с Юлиусом Браммером и Альфредом Грюнвальдом. Творчес-кое содружество Имре с этими либреттистами принесло ему наибольшие успехи.
В начале войны Имре работал одновременно над двумя произведениями: легкой, веселой «Барышней Жужей» и над другой опереттой, которой либреттисты пока что дали условное название «Да здравствует любовь!». Премьера «Барышни Жужи» состоялась в Будапеште 23 февраля 1915 года и была встречена публикой довольно прохладно. Однако переименованная в «Мисс Весну», она вскоре покорила сердца американцев.
Текст оперетты, прославляющей любовь, вышел из-под пера Лео Штейна и Белы Йенбаха. Штейн считался почетным патриархом либреттистов, и работа с опытным мастером такого крупного масштаба действовала на Имре умиротворяюще. Однако стоило ему узнать дату премьеры, как от его душевного спокойствия не осталось и следа. «О Боже, только не тринадцатого!»
Но «Иоганн Штраус-театр», несмотря на все протесты Имре, назначил премьеру именно на тринадцатое число. Все билеты на премьеру были распроданы. И все же представление не состоялось: комический актер Йозеф Кёниг потерял голос, и спектакль в последний момент отменили. Имре не успокоило и назначение новой даты. Хотя новое число выглядело вполне благопристойно – 17 ноября, он был твердо убежден, что оперетта с треском провалится: переносить премьеру – дурная примета.
Однако последующие факты опровергли все пессимистические предположения Имре. Вену захлестнул поток мелодий из новой оперетты. Премьера «Королевы чардаша» состоялась в самый разгар войны, но ни фронтовые окопы, ни пушечная канонада не помешали оперетте проникнуть и в Россию, и в Америку. Разумеется, ни композитор, ни авторы текста от этого не разбогатели: Россия уже воевала с Австрией, да и Соединенные Штаты вскоре тоже вступили в войну.
Заокеанские поклонники Имре сделали попытку вызволить его из зоны военных действий. По просьбе антрепренера Сэведжа вашингтонское правительство изъявило готовность переправить Имре за океан. Однако Кальман не стал даже обдумывать это предложение: слишком много несчастий обрушилось на него сразу. Глубоко потрясла его смерть старшего брата, а тут и отец слег: диабет не сулил ни малейшей надежды на выздоровление; подруга Кальмана Паула Дворжак (она была старше Имре на десять лет) в начале войны в результате болезни оказалась прикованной к инвалидной коляске…
Как известно, лучшее средство от тоски – работа. Исписывая одну за другой нотные строки, Имре забывал обо всем на свете. Он создавал яркие, зажигательные мелодии. Одна из оперетт той поры – «Фея карнавала», в сущности, является переработанным вариантом «Барышни Жужи». Премьера оперетты состоялась 21 сентября 1917 года в «Иоганн Штраус-театре». Угля не хватало, и холод в зрительном зале был чудовищный, но это не помешало спектаклю пройти при полном аншлаге.
Тогда же в жизнь Имре вошла молодая русская актриса Вера Макинская. Уроженка Перми, эмигрировавшая вместе с матерью в 1917 году, покорила сердце популярного композитора. Несмотря на разницу в возрасте – она составляла тридцать лет, это знакомство довольно скоро привело к свадьбе. В то время Имре только что начал работу над новой опереттой – «Фиалка Монмартра» и решил посвятить ее молодой жене. Вера вскоре родила ему мальчика, а потом еще двух девочек: Лили и Ивонку.
«Фиалке Монмартра» поначалу была уготована типичная для этого скромного цветка участь. Люди с утонченным слухом, а также поклонники Кальмана радовались приятной, на французский лад изысканной музыке, а иные прошли мимо, не уловив ее прелести, тем более что в 1930 году знаменитый когда-то «Иоганн Штраус-театр», где ставилась оперетта, доживал свои последние дни. Зато премьера «Фиалки Монмартра» в театре «Ан-дер-Вин» оказалась великолепной, и это произведение вскоре завоевало сцены европейских театров.
Через некоторое время два берлинских литератора, Рудольф Шанцер и Эрнст Веллич, предложили Имре в качестве либретто весьма увлекательную пьесу из жизни венгерских гусар. 10 марта 1932 года театр «Ан-дер-Вин», с которым у Кальмана завязалось тесное сотрудничество, представил публике его новую оперетту «Дьявольский наездник». Главную партию пел сам директор театра Губерт Маришка.
Это был настоящий успех. В том же году семья Кальманов переехала в венский район, где жила богатая городская знать. Особняк Кальмана находился на Газенауэрштрассе. Композитор переживал расцвет славы. На вечерах в его доме появлялись все знаменитости и влиятельные лица разных рангов. Приемы эти устраивала его жена Вера.
Однако в противоположность супруге сам Имре отличался величайшей скромностью. Блистать в свете, закатывать балы и приемы – это было абсолютно ему чуждо. В перерывах между рождениями детей, прочими событиями семейной жизни и приемом гостей Кальман работал над новой опереттой. Он дал ей название «Императрица Жозефина». Право на первую постановку «Жозефины» Кальман передал цюрихскому городскому театру. Премьера состоялась 18 января 1936 года.
А между тем облик Европы менялся изо дня в день, менялись и настроения публики. Так, например, даже в Вене упал интерес к оперетте. Все сильнее пахло порохом. В 1938 году границы Австрии были нарушены – в нее вторглись немецкие солдаты. После аншлюса в Австрии начались гонения на евреев. Кальман не мог больше оставаться в стране. Сначала он уехал в Цюрих, затем в Париж и, наконец, оказался в США – в Калифорнии, а точнее, в Голливуде – обетованной земле мирового кинематографа.
Оторванность от привычной обстановки, чужой быт и нравы, чужая культура – все это не могло не сказаться на творческом самочувствии композитора. В последние два десятка лет жизни он сочинил лишь две оперетты: «Маринку» в 1945 году и незадолго до смерти «Аризонскую леди». На местном уровне они имели некоторый успех, но не задержались в репертуаре театров.
В декабре 1949 года Кальмана внезапно разбил паралич. Одна половина лица у него была полностью парализована. Говорить он не мог и еле волочил ноги. Затем наступило улучшение, но 30 октября 1953 года в Париже болезнь окончательно взяла верх.
***
Младшую сестру Кальмана однажды спросили:
– Как ваш брат создает свои замечательные оперетты?
Девушка ответила так:
– Мой брат и его либреттисты встречаются ежедневно. Каждый день они выпивают несколько литров черного кофе, выкуривают бесконечное множество сигар, рассказывают друг другу анекдоты и хохочут на весь дом, потом долго говорят о погоде, о девушках, о политике… При этом они все время спорят, ссорятся и кричат. Так продолжается день за днем в течение многих месяцев… И вдруг в один прекрасный день брат сообщает, что оперетта готова…
***
Сам Кальман о своем творческом процессе как-то сказал:
– То, что для написания и инструментовки оперетты мне приходится на протяжении многих месяцев работать по 16 часов в сутки – это мелочь, о которой не стоит говорить.
***
В молодости Кальман давал уроки композиции одному зажиточному дилетанту. Гонорар был жалким. Но Кальман был беден и взялся записать сочинение ученика. После бесчисленных поправок и замен Кальман придал произведению относительно приемлемую форму и сыграл заказчику «его» композицию.
– Восхитительно! – восклицал тот непрерывно. – Какую прекрасную музыку я сочинил!
Кальман сыграл ему произведение в варианте с триолями. Это понравилось «композитору» еще больше.
– Я хочу в этой редакции, – сказал он, пытаясь вручить Кальману нищенский гонорар.
– Этого слишком мало, – сказал Кальман. – Если вы, сударь мой, хотите получить еще и триоли, вы должны их дополнительно оплатить.
Любитель триолей с кислой миной добавил пару монет. Кальман пригласил друзей из музыкальной академии в ближайшую кондитерскую, и в течение получаса «триоли» были съедены.
***
Этот забавный случай произошел в 1938 году, когда над Австрией нависла угроза присоединения к фашистской Германии. Кальман решил эмигрировать в Америку.
У окошечек чиновников, оформлявших эмиграционные документы, толпилось множество людей. При огромном количестве работы, которую приходилось делать уставшим чиновникам, порой случались неприятности. Искажали имена, забывали указать год рождения… И в важнейших эмиграционных документах Кальмана на мексиканской границе, которую он должен был пересечь, обнаружилась ужасающая ошибка: вместо «Кальман Имре» в документах было написано «Кальман Ирма». Естественно, что пограничник был несколько удивлен, увидев перед собой вместо «Ирмы» коренастого и солидного господина Имре. Кальман, который владел только венгерским и немецким, пришел в ужас, не зная, как объясняться. Внезапно его осенило: он достал из саквояжа пожелтевшую театральную афишу, показал на название «Королева чардаша», потом на себя и стал на пальцах отчаянно объяснять чиновнику взаимосвязь:
– Кальман Эммерих – Кальман Имре – Кальман Ирма! Это одно и то же лицо!
Последнюю фразу он произнес по-английски – единственное, что он мог сделать. И он попал в точку! Пограничный чиновник восторженно раскрыл рот.
– О, Эммерих Кальман! – закричал он. – Знаменитый Эммерих Кальман, который написал так много прекрасных мелодий?! – и он довольно фальшиво запел популярную венгерскую мелодию.
– Прошу прощения, сеньор, – прервал его Кальман, – я хочу обратить ваше внимание…
– Я понял, – заявил пограничник, пораженный знакомством с королем оперетты. – Вместо «Кальман Ирма» в документе должно быть «Кальман Имре»! Я не буду чинить никаких препятствий из-за этой ошибки. Человеку, написавшему такую замечательную мелодию…
– Благодарю вас, – ответил композитор, улыбаясь. – Но должен уточнить, что все мелодии, которые вы только что пели, принадлежат… Легару!
***
Бездарный комедиограф однажды попал на репетицию новой оперетты Кальмана, которой дирижировал сам композитор. Сидя в первом ряду, гость громко шутил и неожиданно засмеялся. Кальман повернулся и спокойно спросил его:
– Почему вы, собственно говоря, смеетесь? Ведь я же на ваших «комедиях» не смеюсь.
***
Как-то раз два молодых композитора затеяли спор: кто из них украл у другого мелодию. Каждый с пеной у рта доказывал, что эта мелодия принадлежит именно ему, и обвинял другого в плагиате. Так и не сумев ничего доказать друг другу, они явились к Кальману и попросили разрешить их спор.
Кальман внимательно прослушал их игру и сказал скандалистам:
– Друзья мои, успокойтесь и не сердитесь друг на друга. Дело в том, что никто из вас не списал ее у другого.
– Как так? – удивленно воскликнули враги. – Чья же она?
– Моцарта, господа! – с улыбкой сказал Кальман.
***
Некий композитор однажды пригласил Имре Кальмана на премьеру своей оперетты. Наблюдая за своим прославленным гостем во время действия, автор заметил, что тот вздыхает и качает головой. После спектакля он подошел к мэтру и напрямую спросил:
– Уважаемый маэстро, по вашей реакции я понял, что моя оперетта вам скорее всего не понравилась… Скажите прямо!
– Видите ли, – грустно сказал Кальман, – о своих собственных сочинениях я привык выслушивать мнения других.
По материалам энциклопедий
