– Где и когда вы родились, Франц? Где вы жили в детстве и юности? Где учились? Где вы живете сейчас?
– Я родился в августе 1960 года в Вене. Когда мне было 4 – 5 лет, родители переехали в Нижнюю Австрию. Здесь, в Мёдлинге, я ходил в школу. Сейчас живу с семьей недалеко отсюда – в местечке Мария Энцерсдорф.
– Семья большая?
– У нас с женой трое детей: одна девочка и два мальчика.
– Супруга не работает?
– Пока нет. Мы считаем, что покуда дети маленькие, маме лучше быть с ними дома. Когда они повзрослеют, Весна тоже будет чем-нибудь заниматься.
– Весна? Это ведь славянское имя.
– Да, моя жена – хорватка.
– А где и какое высшее образование вы получили?
– Я окончил Институт электротехники Венского технического университета. Потом там же продолжил учебу, чтобы получить степень доктора, но за полгода до защиты диссертации меня выбрали в космонавты.
– Как это получилось?
– Россия пригласила Австрию участвовать в международном космическом проекте AustroMir, и для выполнения экспериментов в космосе требовался австриец. Об этом сообщили по радио и в газетах. Мне очень нравится путешествовать, на здоровье не жалуюсь, и я подумал: предложу-ка свою кандидатуру.
– Ну, наверное, вы были не одиноки?
– Я знаю, что даже после первого отбора осталось около 200 человек. Потом в течение года этим вопросом занимались представители Австрийских военно-воздушных сил, которые выбрали 7 кандидатов. Все мы поехали в Москву, где проходили собеседования и специальные тесты, например в центрифуге. Там отобрали 5 кандидатур и предложили Австрии оставить из них только двоих.
– Вас и..?
– Клеменса Лоталлера.
– А когда началась подготовка к полетам?
– В конце 1989 – начале 1990 года мы уже тренировались в Звездном городке.
– Трудно было?
– Сначала да – из-за того, что мы не говорили по-русски. Поэтому в первые месяцы мы занимались только физической подготовкой и русским языком – индивидуально с преподавательницей из Университета Дружбы народов им. Патриса Лумумбы. Каждый день до восьми вечера. Ну и, конечно, очень помогало общение с русскими коллегами. По мере изучения русского добавлялись разные космические науки: навигация, теория полета, системы обеспечения и прочее. Раньше по времени ставились те предметы, которые не требовали хорошего знания языка.
– Вы жили вместе со всеми космонавтами?
– Да, конечно. В Звездном городке есть два дома для космонавтов. Мы с Весной жили в отдельной квартире, там мы и поженились.
– А гостями на свадьбе тоже были космонавты?
– Не только гостями. Володя Джанибеков, например, был главным организатором нашей свадьбы.
– Шафером, значит. А свидетелями?
– У жены – ее русская подруга из Звездного, а мой свидетель прилетел из Австрии. Было много народу и очень весело, душевно!
– А, кстати, как вы считаете, все-таки существует такое понятие, как Трусская душаУ?
– Очень даже существует. Я, правда, сразу этого не заметил. Стояла холодная зима, все ходили неприветливые, от холода прятали носы в воротники. Были какие-то осторожные. А потом люди раскрылись. Мы подружились, нас часто приглашали в гости, и все, что было в доме, выставляли на стол.
– Тогда ведь были перебои с продуктами, со спиртным. Но, наверное, в Звездном было спецснабжение?
– Да, там работал специальный магазин, но все равно с питанием было трудно.
– А пить спиртное космонавтам можно? И что?
– На уикенд можно. А пили то, чем угощали. Мой командир Александр Волков, например, пиво очень любит, но его в то время тоже трудно было купить. Когда я вернулся из космоса, на Рождество сделал ребятам подарок – послал на корабль ящик с австрийскими продуктами и пивом «Гёссер».
– А чем питаются в космосе? Наверное, чем-то невкусным? По какому времени принимали еду? Вам разрешили взять на борт какие-то австрийские продукты?
– Завтракают, обедают и ужинают на станции все вместе, ориентируясь на московское время. Едят продукты из тюбиков, в основном сублимированные, пьют соки. С собой у меня было немного австрийской ветчины, кофе, конфет ТМоцарткугельТ. Но вообще-то там, в космосе, совершенно не важно – вкусно или не вкусно. Не до этого!
– А что-то из своих вещей вы взяли в космос?
– Маленький шарик – мой талисман и кассету с любимой музыкой – альбомом группы «Пинк Флойд» «Темная сторона луны». Кстати, ребята мне включали музыку Штрауса – вальс ТГолубой ДунайУ. Еще брал с собой конверты, чтобы погасить марки в космосе и послать родственникам и друзьям. Вместе со мной совершили полет несколько «символических» предметов: факсимиле Osterrichi-Urkunde и некоторых партитур Моцарта, флажки федеральных земель.
– Я где-то читала, что ваше космическое обмундирование Австрия продала на аукционе. Очень странно – это же реликвия!
– Я сам хотел купить скафандр, в котором был в космосе, но мне это было не по карману. Я слышал, что его продали на нью-йоркском аукционе ТСотбиУ за 50 тыс. долларов. Сейчас, может быть, этого не сделали бы.
– Как вы себя чувствовали во время полета? Было страшно, трудно?
– Совершенно не страшно и физически не трудно, но, конечно, труднее, чем я ожидал. Ведь невесомость – это огромная нагрузка на организм. И до полета понять, как космонавт на нее среагирует, совершенно невозможно. У меня, например, в первые два-три дня болела голова, прямо лопалась от жидкости, которая вся поднялась кверху.
– А сколько времени вы провели в космосе?
– Со 2-го по 10-е октября – почти 8 суток. Но они пробежали ужасно быстро. Мы летели в невесомости вокруг Мира и видели Землю, сразу 1/8 ее часть. Например, можно было одновременно видеть почти всю Европу. И впечатляло то, что границ-то там нет. Это человек их искусственно возвел. И вообще оттуда очень заметно отрицательное влияние человека на природу: грязные бурые реки, которые впадают в океан и, разбавленные большим объемом воды, меняют свой цвет на голубой. В Бразилии во время нашего полета полыхал лес, а над Персидским заливом тоже стоял черный дым – горела нефть.
– Ваша супруга, наверное, волновалась?
– Еще бы! Во время моего старта ее отправили в больницу – начались родовые схватки. Ночью, когда мы отдыхали, она родила дочку – Карину, и утром это было первой информацией из Центра полетов.
– Может, стоило назвать девочку как-то по-космически – Звездой или Луной… Вас не по этому поводу быстрее других отправили на Землю?
– Нет, так было запланировано заранее. Три человека из экипажа отстыковались на ракете ТСоюзУ и приземлились в казахской степи вблизи города Аркалыка.
– Вас быстро обнаружили?
– Да, нас вел вертолет, и оттуда сразу увидели, где мы приземлились.
– Посадка была мягкой?
– Это выражение не очень-то подходит. Удар был довольно сильный, но ничего страшного не произошло.
– Хотели бы побывать в космосе еще раз?
– Конечно!
– Как вы среагировали, когда затопили станцию ТМирУ?
– Хоть и были понятны объективные причины: проблемы с финансированием, изношенность (станцию планировали эксплуатировать 5 лет, а получилось – 15), но все равно было очень жалко. ТМирУ был нашим домом.
– А у нас тоже есть свой ТМИРУ – так называется объединение соотечественников. Приходите к нам в гости. Поговорим о России. Вы сейчас там бываете?
– Да, не реже раза в год, и моя работа (я руковожу фирмой в Берндорфе, которая производит стальные ленты) связана с Россией.
– И как вам Москва последних лет?
– Очень изменилась, причем в лучшую сторону. Единственно что мне не нравится, – слишком много машин. Москва стала настоящей европейской столицей, ну, например, как Париж.
– А вашим российским друзьям нравится Вена?
– Да, нравится, и они с удовольствием сюда приезжают. Когда на День космонавтов в Австрию привезли мой экипаж – Александра Волкова и Токтара Аубакирова – космонавта-исследователя из Казахстана, я был им очень-очень рад.
– Я была на этой встрече в Бадене и видела, с каким восторгом вас встречала австрийская публика. Вы пока единственный австриец, который побывал в космосе. Вы прямо австрийский Гагарин!
– Ну что вы! Я так здесь известен, потому что один. Гагарин – это герой мира, герой всего человечества. А я – номер двести какой-то.
Интервью взяла Ирина Мучкина
О дате интервью с первым и пока единственным австрийским космонавтом, доктором Францем Фибёком, мы договорились за месяц. Встретиться должны были в кафе «Kanzlei» в Мёдлинге. Все предшествующее время стояла теплая сухая погода, а этот день выдался холодным и дождливым. Да еще, выйдя с вокзала, я обнаружила, что выронила в вагоне электрички свой любимый зонтик, и пришлось плюхать до места свидания под частым противным дождем. Так с подмоченной одеждой и обувью (слава Богу – не с подмоченной репутацией!) и с подпорченным настроением я ожидала Франца Фибёка. Мне казалось, что за столь долгое время он вполне мог забыть о нашей договоренности. Но он пришел, и после разговора с этим приветливым, совершенно не зазнавшимся человеком, прекрасно говорящим по-русски, вплоть до употребления выражений типа Телки-палкиУ, относящимся с искренней симпатией к моим соотечественникам, от моего плохого настроения не осталось и следа.
