К началу 1792 года и в Австрии, и в Пруссии окончательно убедились в невозможности наведения в Париже законного порядка собственными силами и стали готовиться к интервенции. Однако Национальное собрание Франции не хотело пассивно дожидаться военных действий и 20 апреля 1792 года само объявило войну, правда, не Австрии, а Францу. 6 июля в войну вступила Пруссия. Войска союзников, преодолевая сопротивление национальной гвардии, начали продвигаться к Парижу.
К началу 1799 года союзники оказались на грани катастрофы. Австрия потеряла практически все свои владения за Апеннинами, с таким трудом приобретенные в свое время Евгением Савойским, и теперь со страхом ожидала вторжения французов во внутренние области страны.
А Великобритания, «владычица морей», также присоединившаяся к антифранцузской коалиции, потеряла почти все крупные гавани в Средиземном море. Мало того, Наполеон с присущей ему настырностью уже нацелился на одну из самых больших жемчужин в английской короне – на Индию. Нужны были чрезвычайные меры, которые могли бы коренным образом изменить сложившуюся ситуацию.
За дело взялся премьер-министр Великобритании Питт-младший, приняв за основу традиционный принцип английской политики: «У Великобритании нет постоянных врагов и друзей. У нее есть лишь постоянные цели, к которым она стремится».
Поэтому нет ничего удивительного в том, что Россия и Турция, два ее давних врага, которых еще совсем недавно Туманный Альбион натравливал друг на друга, согласились послать в Средиземное море объединенный флот. А английские деньги скоро примирили турок с той мыслью, что командовать объединенной эскадрой будет русский адмирал Ушаков, еще недавно потопивший несчетное количество турецких кораблей.
Самым трудным делом оказался выбор командующего объединенными сухопутными силами Австрии и России. С самого начала Питт потребовал назначить на этот пост фельдмаршала российских войск Суворова, но ни Павел I, ни Франц II от этого предложения восторга не испытали и стали предлагать других кандидатов. Однако Питт твердо стоял на своем, заявив, что пока Суворов не будет назначен главнокомандующим, Россия и Австрия могут только слушать звон английского золота, и не больше. Требование Питта вполне понятно: семидесятилетний старец в вопросах военного искусства был так же молод и не обременен устаревшими догмами, как и его юные французские коллеги. Поэтому только он (и никто другой) мог противостоять этим революционным генералам с их гибкой тактикой ведения боя, и только в этом случае можно было надеяться, что английские деньги не будут пущены по ветру.
Но почему тогда оба императора так упорно сопротивлялись Питту? Для того чтобы понять это, нужно существенно подправить тот идеальный портрет полководца, который был нарисован многими поколениями патриотически настроенных историков. Прежде всего следует остановиться на так называемом чудачестве нашего героя, неизменно отмечавшемся всеми его современниками. Пожалуй, лучше всего показать это на примерах.
…Царствование Елизаветы Петровны. Юный Суворов стоит на посту у дверей императорского Летнего дворца. Ее Величество, узнав, что это сын генерала Василия Ивановича Суворова, расчувствовалась и решила подарить солдатику рублик. Но последний ведет себя соответственно уставу и рублик не берет, и стареющая, страдающая из-за лишней полноты императрица вынуждена нагнуться и положить злополучную монету у ног строптивого солдата…
…Екатерина II прибывает в Кременчуг, где Суворов командует дивизией, и, осмотрев ее, остается довольна. На вопрос: «Чем наградить Вас, Александр Васильевич, за верную службу?» – тот просит заплатить хозяину три рубля с полтиной за квартиру.
…Павел I и Суворов стоят на трибуне и принимают парад – Павел хочет показать Суворову свои преобразования в армии. Вдруг с головы фельдмаршала, несмотря на безветренную погоду, начинает валиться шляпа, только что введенная в обиход императором. Суворов водружает ее задом наперед на голову и бегает по плацу между марширующими взводами, всматриваясь в косы и букли, также введенные Павлом. Свое поведение объясняет так: «Брюхо заболело».
…1789 год. Войска Австрии и России ведут совместные боевые действия против турецкой армии. Рядом с дивизией Суворова действует корпус принца Кобургского. Именно по этому корпусу турки намереваются нанести основной удар. Принц просит Суворова о помощи. Последний отвечает: «Иду!» и за 28 часов, пройдя 50 верст, оказывается рядом с австрийцами, но на все просьбы принца о встрече отвечает отказом. Дав час на отдых своим пяти тысячам солдат, он ровно в полночь отдает приказ принцу расположить австрийский двенадцатитысячный корпус по обе стороны русского отряда и начать совместную атаку турок. Не выдержав внезапного нападения, неприятель обращается в бегство. Наутро, встретившись с принцем, Суворов так объясняет свой не совсем приятный для австрийской стороны метод координации совместных действий: «Я уверен, что мой друг, принц Кобургский, не согласился бы действовать так, как я это сделал. Мы провели бы в прениях всю ночь, а неприятель поутру решил бы наш спор в свою пользу». Слава богу, что принц был человеком терпеливым и незлобивым, а то не избежать бы очередного конфликта.
О природе этих чудачеств до сих пор идут споры. Одни считают их врожденными, другие напускными с целью отличиться и обратить на себя внимание. По-моему, лучше всего по этому поводу высказался Румянцев: «Вот человек, который старается уверить всех, что он глуп, а Европа ему не верит».
Другой отрицательной стороной полководца была неуживчивость, особенно с вышестоящим начальством. В парадно написанных биографиях об этом, конечно, ничего не говорится. Но у любознательного читателя неминуемо возникают вопросы: что это Екатерина так часто посылает прославленного полководца «укреплять шведскую границу»? Неужели для него не было дел на полях сражений? Почему за всю его карьеру, вплоть до 1799 года, он не был назначен главнокомандующим на каком-нибудь серьезном участке военных действий? Оказывается, Суворова дважды судил военно-полевой суд: первый раз в 1770 году за невыполнение приказа главнокомандующего русскими войсками в Польше и самостоятельные действия, второй раз – за неподчинение приказам главнокомандующего Дунайской флотилией и самовольное нападение на крепость Туртукай. Следующий неприятный инцидент произошел у Суворова во время осады Очакова с руководившим военными действиями князем Потемкиным. И каждый раз на помощь Суворову приходила Екатерина.
Все эти особенности характера Суворова хорошо знали и помнили как в Вене, так и в Петербурге, и поэтому сопротивлялись требованиям Питта. Но его твердость и английские деньги сделали свое дело: оба двора согласились на назначение Суворова главнокомандующим союзных войск. После чего в Вене стали с величайшим нетерпением ожидать героя, о странностях которого молва трубила не меньше, чем о его победах.
14 марта 1799 года сей герой в звании фельдмаршала российских войск, которое ему дала Екатерина II в 1794 году за взятие Варшавы, прибыл в Вену и остановился в русском посольстве. Посол граф Андрей Кириллович Разумовский заранее распорядился, чтобы в комнатах полководца не было зеркал, бронзы и вообще никакой роскоши, а для подготовки постели было завезено достаточное количество сена.
На другой день, в десять часов, императором был назначен прием. Венцы запрудили все улицы и площади, по которым должен был проехать экипаж фельдмаршала. Когда гость выезжал из ворот дворца графа Разумовского, толпа горожан закричала: «Виват императору Павлу, виват Суворову!»
Растроганный полководец пытался ответить: «Виват императору Францу!», но его голос утонул в нескончаемых овациях. На глазах его неожиданно появились слезы, к горлу вдруг подкатил ком, и венцы сразу увидели не сказочного чудака, а самого обыкновенного, растроганного теплым приемом пожилого человека, приветствовавшего их поклонами седой головы и высоко поднятой в руке шляпой. От этого восторг на улицах еще больше усилился. Так продолжалось всю дорогу вплоть до Хофбурга. Но в коридорах самого дворца, где собрался весь цвет венского общества и раздавались те же возгласы, которые звучали, естественно, не так громко, как на улицах, он, наконец, смог ответить своим приветствием: «Виват императору Францу!»
Аудиенция продолжалась более получаса и, по-видимому, имела чисто протокольный характер. Возвращение в посольство проходило при тех же овациях. Утром следующего дня были нанесены визиты императрице, эрцгерцогам и принцессам. Экипаж, как и накануне, с большим трудом пробивался через восторженные толпы горожан на улицах.
Но скоро Вена столкнулась со странностями фельдмаршала. В этот же день граф Разумовский дал обед по случаю прибытия Суворова в город, дабы приглашенный цвет венского общества мог поближе с ним познакомиться, но отважный полководец на него не явился, сославшись на Великий пост, чем сильно огорчил Разумовского и всех приглашенных на прием гостей.
Под тем же предлогом не было принято ни одно приглашение от министров и других знатных лиц. И даже сам император был вынужден отказаться от такого намерения, дабы избежать аналогичной ситуации.
Во время пребывания в Вене Суворов вел свой привычный образ жизни: вставал в три часа ночи, обедал в восемь часов утра и по случаю поста никуда не выезжал. Но все же один раз было сделано исключение, когда ему пришлось отправиться вместе с Разумовским в Шёнбрунн, чтобы осмотреть русские войска, двигавшиеся в Италию. Вена в тот день совершенно опустела. Все хотели посмотреть на это зрелище. Император Франц сам приехал встречать войска союзника. Заметив скромно сидящего в карете Суворова, он приказал подать ему коня и попросил встать рядом с ним, что вызвало восторг венцев и русских солдат, узнавших своего прославленного полководца.
Всеобщее ликование заразило и самого Франца, он сделался весел как никогда раньше и дал заверение Разумовскому, что Суворову будет предоставлена свобода в руководстве военными действиями в Италии.
Но вскоре во дворец Разумовского приехали четыре члена придворного совета с планами предстоящей кампании, по которым предполагалось выйти к осени на реку Адду и там ее закончить. Генералы от имени императора попросили будущего главнокомандующего высказать свои замечания. Суворов, терпеливо их выслушав, перечеркнул представленные ими планы крест на крест и написал внизу: «Я начну с Адды, а кончу, где Богу будет угодно».
После этого отношение венского двора к российскому полководцу сильно ухудшилось, но давление Питта на императора Франца все усиливалось, и тот был вынужден согласиться на самостоятельность решений и действий Суворова.
Был и еще один щекотливый вопрос: какое звание должен иметь главнокомандующий? Подчинить все австрийское воинство фельдмаршалу российских войск как-то не совсем удобно. А сразу присвоить ему звание фельдмаршала австрийских войск – уж очень необычно. Решили узнать через Разумовского, чего хочет сам полководец. Суворов по этому поводу мнение имел очень четкое: он – фельдмаршал российских войск и потому никакого австрийского воинского звания ниже этого принять просто не может.
Наконец, после всех перипетий, 23 марта 1799 года он получил чин фельдмаршала австрийских войск и полную свободу действий. На другой же день «двойной» фельдмаршал покинул Вену и отправился к войскам, где сразу обнаружил массу беспорядков. Во многих ротах находились солдатские жены числом пятьдесят и более, из-за чего сильно перегруженные обозы тормозили движение войск. 28 марта Суворов отдал следующий приказ: «Солдатских жен оставить в роте по одной для мытья белья. Излишних жен и все солдатские полушубки сдать по реестру местным начальникам». Ну, с полушубками у местных начальников особых проблем, очевидно, не было, а вот от присутствия «излишних жен» у них наверняка долго болели головы. Ведь их нужно было за чей-то счет кормить, поить и обувать.
Не лучше обстояли дела и с офицерами. Многие из них были при деньгах и во время похода не забывали свои русские помещичьи потехи. Кроме денщиков, у них была дворня и даже своры борзых собак. При каждом удобном случае устраивалась охота, что приводило к конфликтам с местными властями, поскольку офицеры не покупали охотничьих билетов.
После наведения порядка движение войск ускорилось. В день проходили тридцать и более верст. Но пришла новая беда: у многих разваливалась обувь. Зачастую солдаты и даже офицеры вынуждены были идти босиком, отчего появилось много отставших с побитыми ногами. Но следуя суворовскому приказу «Голова хвоста не ждет», движение продолжалось в том же темпе, а всех изнемогавших подбирали и складывали на большие дроги, запряженные волами, и везли вслед за уходящей «головой».
3 апреля авангард под командованием князя Багратиона уже был в Вероне. Главнокомандующий же в это время одержал первую победу над интендантскими службами австрийской армии, выбив у них требуемое количество сапог и портянок. В тот же день был назначен смотр войск, а со следующего утра началось обучение австрийских солдат штыковому бою и другим премудростям суворовской «науки побеждать». Меньше чем за неделю войска были обучены. Разработан был и план военных действий. Он, как и все суворовские планы, основывался на внезапности и быстроте маневра. К этому времени в Северной Италии находились две французские группировки, которые должны были соединиться для нанесения совместного удара по группировке союзников. Но Суворову удалось опередить это соединение.
14 апреля союзные войска неожиданно для французов появились на реке Адде, за которой располагалась неприятельская группировка под командованием генерала Моро. После четырехдневных ожесточенных боев Моро был вынужден с большими потерями оставить Милан. А 15 мая союзные войска, продвинувшись на 150 км на запад от реки Адды, взяли город Турин. Остатки группировки Моро были загнаны в Альпы и более не представляли сколько-нибудь серьезной угрозы.
Затем настал черед южной группировки. После решающего сражения под Нави она также потерпела сокрушительное поражение, и 14 июня союзники вступили в Мантую.
Таким образом, большая часть Северной Италии была очищена от французов, что далеко превосходило планы, предлагавшиеся ранее придворным военным советом.
Находясь в Египте, Наполеон, узнав об этих событиях, воскликнул: «Он за два месяца отобрал у Франции то, что я приобретал для нее годами!»
Итак, первый этап военных действий, проводимых союзниками, был успешно завершен. Император Франц наградил Суворова орденом Марии Терезии со следующим комментарием:
«Ваши блистательные деяния в Италии принесли Вам похвалу и удивление целой Европы. Вы оказали мне и всему государству важные услуги своими победами. Вы имеете весьма справедливые права на орден Святой Терезии. Вы увеличите блеск этого ордена, учрежденного в моей армии для ознаменования и вознаграждения воинской храбрости. Бог да сохранит Вас здоровым, любезный князь, во исполнение великих предприятий для общего блага!»
После рескрипта, казалось бы, самое время было начать подготовку к вторжению союзной армии во Францию. Но тут, как это часто бывает при дележе отвоеванного общими усилиями пирога, инициативу из рук военных вырвали дипломаты. Они говорили, что военные сделали совсем не то, что из-за этих промашек Питт должен опасаться захвата русскими Генуи, где они устроят военную базу вроде Севастополя и превратят Средиземное море в Русское.
Императору Павлу объясняли, что он вовсе не учредитель справедливого порядка в Европе, как он до сих пор понимал свою роль, а всего-навсего судебный пристав, который по указанию свыше должен сбрасывать с тронов одних властителей и сажать на освободившиеся места других.
Императору Францу говорили, что он не должен был просить помощи у русских, потому что их Суворов ничуть не лучше французов: принимает у себя королей и герцогов, которых Габсбурги в свое время лишили тронов, и обещает им восстановить законный порядок в отвоеванных областях, без военно-полевого суда казнит австрийского офицера, обвиненного в шпионаже. Да и к тому же ведет себя очень неприлично: носового платка не признает и сморкается прямо на землю.
Допустим, что это все так и было на самом деле. Но ведь и до создания коалиции Питтом всем было хорошо известно, что Генуя находится в 50 км от Александрии, что Суворов плохо управляем сверху, неуживчив с большинством окружающих его людей, что Павлу, если разобраться, никто роль «учредителя» не предлагал. А если что и не было предвидено, так это быстрота и обширность проведенных Суворовым военных операций, далеко вышедших за рамки намеченных придворным советом. Но это как раз его непростительная ошибка. Если бы совет подверг серьезному анализу предыдущую деятельность полководца, таких ошибок просто не возникло бы.
Союз, с таким трудом созданный Питтом, был готов развалиться, но английский премьер еще раз обвел вокруг пальца Павла, предложив ему создать в Швейцарии русский сектор фронта по борьбе с революционной Францией. Это предложение очень понравилось венскому двору, поскольку он становился полновластным хозяином вновь отвоеванных областей. Первоначально этот план понравился и российскому монарху. По его приказу Суворов повел своих чудо-богатырей через пропасти, засады и ловушки, расставленные на всем их пути французами. Погибли тысячи русских солдат.
Коалиция окончательно распалась, что в дальнейшем позволило прийти к власти Наполеону, который своими амбициозными планами и бесконечными войнами более чем на десятилетие поверг в хаос всю Европу.
Очень жаль, что тупоголовые политиканы не позволили Суворову сыграть заключительную и, может быть, самую блестящую партию на полях сражений с Наполеоном.
Профессор А. Зиничев
Фото: Wikimedia
