Итак, Лицей покинула первая группа будущих «неподкупных» чиновников. Как же это событие было отмечено в Петербурге? Весьма скромно. Никаких пышных торжеств. Царь все же появился в Лицее, но без большой свиты – в сопровождении министра народного просвещения князя Голицына. Объясняется эта скромность весьма буднично. Александр I в 1817 году был уже далеко не тем царем, которого мы видели при открытии Лицея. Теперь это был не просто русский император, а Царь царей, вершитель судеб всей Европы. Петербург посещал лишь короткими наездами, проводя основную часть времени на всевозможных конгрессах и съездах. Все же дела в Петербурге в его отсутствие решались его доверенным лицом – Аракчеевым, человеком со сложным характером, ярым противником введения любых новшеств в государственное устройство России. Следовательно, первоначальное назначение Лицея уже не отвечало сложившимся реалиям.
Наиболее сложные и противоречивые чувства во время этого весьма скромного события испытывал директор Лицея, милейший Егор Антонович Энгельгард. И виной тому был не кто иной как господин Пушкин. Безусловно, этот лицеист обладал талантом, но сколько хлопот доставил он директору! Особенно неприятной оказалась последняя проделка этого юноши. Почти за четыре месяца до выпускных экзаменов он перестал посещать занятия, и об этом безобразии мог узнать сам император! Что в такой ситуации следовало делать? Конечно же, выявить причину такого досадного явления. Но как это сделать? Ведь в штате Лицея Шерлок Холмс отсутствовал, и потому сим непривычным делом пришлось заниматься самому директору. Вскоре было выяснено, что господин Пушкин много времени проводит в уединенном уголке парка с молодой вдовой Марией Смит. На другой день, еще до завтрака, Егор Антонович отправился в комнату Пушкина для проведения нравоучительной беседы. Но дверь, вопреки установленным правилам, оказалась запертой изнутри, и ее долго не отпирали. А когда все же открыли, директор увидел такое, что ему не могло присниться даже в самом страшном сне. Оказывается, в подведомственном ему учреждении, находящемся под непосредственным патронажем самого императора, господин Пушкин занимался самым настоящим блудом! Вдова, конечно, была немедленно выдворена из Царского Села. Но опасение, что император узнает об этом неприятном инциденте, осталось. Ведь тогда пострадает репутация директора, и он лишится милости самого государя! А это для честолюбивого немца было смерти подобно. Но все обошлось благополучно. Александр I ничего не узнал об этой проделке или, по крайней мере, хорошо сыграл роль ничего не знающего. Как известно, это ему легко удавалось, благодаря особой «Александровской» улыбке. Современники утверждали, что она не покидала его лица даже во сне. Энгельгард, конечно, хорошо знал об этой особенности своего государя и находился в крайнем напряжении вплоть до получения из монарших рук какой-то медали.
Сразу по окончании этого торжественного мероприятия, в соответствии с регламентом, все лицеисты разъехались на каникулы. Пушкин отправился в Михайловское, которое по указу Екатерины II было отдано «на кормление» его матери. Тотчас по приезде ему захотелось осуществить свою давнюю мечту: встретиться c двоюродным дедом, имение которого располагалось в селе Покровском, всего в нескольких верстах от Михайловского. На визит этот возлагались большие надежды. Ведь этот человек был живой легендой. Герой Чесмы! Именно им созданные брандеры сожгли в этом сражении турецкий флот. Как много интересных подробностей мог он рассказать об этом знаменитом морском сражении своему внучатому племяннику…
И вот Александр в доме своего родственника. Но вместо бравого адмирала он увидел неказистого старичка, сидевшего за большим столом, сплошь уставленным многочисленными бутылками. Уже после первых слов стало ясно, что бывший флотоводец явно был во хмелю и никак не мог уразуметь, каким ветром занесло к нему этого юного городского франта. Наконец степень родства была установлена. Можно было приступать к тому разговору, ради которого, собственно, и был предпринят этот визит. Но, увы, беседа не состоялась. Все попытки выудить какие-либо подробности о воинских доблестях старика оканчивались неудачей: тот упорно переводил разговор на другую, более актуальную для него тему. Дело в том, что к этому времени он очень активно занимался самогоноварением и весьма преуспел на этом поприще. Хотя сей род деятельности в то время сурово карался, местные власти, учитывая большие заслуги нарушителя перед отечеством, старались не замечать его шалости. Нетрудно представить себе, в каком затруднительном положении оказался юный родственник. Привыкший пить в Лицее лишь первосортные французские вина, здесь, в Петровском, ублажая деда, он вынужден был дегустировать многочисленные сивушные настойки и еще делать вид, что они никак не хуже.
Неудачный визит к родственнику дал будущему поэту много пищи для размышлений. Оказывается, тот век, когда
ТСтарушка милая жила
Приятно и немного блудно.
Вольтеру первый друг была.
Наказ писала, флоты жгла,
И умерла, садясь на судноУ,
был не таким уж блестящим и справедливым, как его принято было считать в стенах Лицея. Иначе двоюродный дед Пушкина, сделавший так много для величия России, не сидел бы, всеми забытый, в этой дыре.
После каникул новый сотрудник Министерства иностранных дел отправился к месту своей службы в Петербург. Как складывалась его жизнь в столице? Давайте откроем первую главу «Евгения Онегина» и выясним это. Ведь роман во многом автобиографичен:
Вот мой Онегин на свободе.
Острижен по последней моде.
Как денди лондонский одет.
И наконец увидел свет.
Он по-французски совершенно
Мог изъясняться и писал;
Легко мазурку танцевал
И кланялся непринужденно.
Чего ж вам больше? Свет решил,
Что он умен и очень мил.
Конечно, господин Пушкин действительно мог совершенно изъясняться и писать по-французски, потому что это был его «семейный язык», а в остальном он себя несколько приукрасил. «Свет» он, разумеется, увидел, но только издалека. И этот «свет» пока не проявлял никакого интереса к какому-то юнцу с явно выраженными следами «африканского безобразия» на лице. Но проникнуть ему туда очень хотелось. И потому на поклоны перед его представителями он действительно не скупился. Но их никак нельзя было назвать «непринужденными», а скорее подобострастными или даже лакейскими.
А как на самом деле обстояло с умом? Вот что пишет по этому поводу Батюшков в своем письме к Александру Тургеневу. Ни того, ни другого никак нельзя обвинить в предвзятом отношении к будущему поэту. Ведь они оба были его настоящими друзьями на протяжении всей жизни. «Характерной особенностью Пушкина являлась леность и нерадение о собственном образовании. Не худо бы его запереть в Геттингене и кормить года три молочным супом и логикой. Тогда его пристрастие к безделью и площадному волокитству сильно бы поубавилось». И это суждение, конечно, не было беспочвенным. Все выпускники Лицея сразу после его окончания приобщились к труду. Одни поступили на военную службу, другие стали служащими в гражданских учреждениях. Пушкин же предпочитал вести «рассеянный образ жизни». Обедал только в дорогих ресторанах. Одежду заказывал у модных портных. Пристрастился к карточной игре и почти всегда оставался в проигрыше. Появлялся в Министерстве иностранных дел лишь для получения очередного жалованья, не стесняясь при этом писать различные пасквили и эпиграммы на высокопоставленных государственных чиновников. Естественно, получаемых на службе денег не хватало на такую жизнь, и, хотя его жалованье значительно превышало денежное довольствие гвардейских офицеров – бывших его однокашников-лицеистов, он уже с этого времени стал залезать в долги. Вот что писал по этому поводу сам Пушкин:
«Там, где Семеновский полк, в пятой роте, в домике низком,
Жил поэт Баратынский с Дельвигом, тоже поэтом.
Тихо жили они, за квартиру платили немного,
В лавочку были должны, дома обедали редко».
Здесь уместно напомнить также и о пуританской жизни еще одного гвардейского офицера – Федора Глинки, большого ценителя театрального искусства. Нередко ему приходилось выкупать талантливых крепостных актеров. Для этого он вынужден был экономить на всем: отказываться на протяжении нескольких месяцев от использования постельного белья, спать, укрывшись шинелью, и пить вместо чая с сахаром голый кипяток.
Образ жизни Пушкина сильно возмущал его ближайших друзей, о чем они в довольно резкой форме ставили его в известность.
В это же время начала проявляться и еще одна глупая привычка «француза» – вызывать на дуэль по любому пустяку каждого встречного. Не избежал этой участи даже его лучший лицейский друг Кюхельбекер. Правда, трезвомыслящий немец сразу пошел на бескровный вариант разрешения возникшего конфликта и первым выстрелил в воздух. Пушкин поступил так же и, обливаясь слезами, повис на шее длинного Кюхли. Кстати, прозвище «француз» Пушкин получил отнюдь не за хорошее знание французского языка, как многие сейчас думают, а за свой агрессивный характер отношений со всеми лицеистами, которые в той или иной степени уклонялись от тесного общения с ним. То есть, он представлялся им ни чем иным, как маленьким Наполеончиком, пытавшимся всеми доступными мерами подавить любые признаки инакомыслия, которые противоречили его собственным воззрениям. «Господин Пушкин отличался от всех нас чрезмерной вспыльчивостью и наклонностью к злой насмешке». Таким поэт остался в памяти большинства лицеистов, не входивших в избранный круг его друзей.
Теперь о танцах. Быстрый танец мазурку, по свидетельству современников, Пушкин танцевал вполне прилично. Что касается других, то тут он часто находился в «стесненных обстоятельствах» – порывистость и резкость движений делали его смешным при исполнении многих модных в то время танцев. Особенно это проявлялось во время полонеза, непременно требовавшего от участников плавных, размеренных движений. Не трудно представить себе, какой «белой вороной» выглядел наш «северный певец любви» при исполнении этого танца, неуклюже подпрыгивающий и нарушающий его общий рисунок. Но особая «стесненность» возникала у него во время вальса, только что входившего в моду и без особого преувеличения могущего считаться революционным явлением. Ну, посудите сами, что происходило на балах в более раннее время. Самое большее, что могли себе позволить танцующие, это улыбаться друг другу и делать реверансы, правда, кавалеру разрешалось держать ручку прекрасной дамы за кончики пальцев. И вдруг в великосветскую гостиную УввалилсяУ этот самый вальс. Кавалер прилюдно ТстискивалУ в объятиях свою избранницу и кружился с ней целых пять минут! Пусть простит меня великодушно читатель за некоторую неточность, допущенную мной в предыдущей фразе. В действительности в те времена кавалер, конечно, не касался талии партнерши, а лишь удерживал даму около себя ребром ладони правой руки, располагая ее на уровне лопаток партнерши. Но и этого было достаточно, чтобы старшее поколение сочло этот танец безнравственным.
Теперь непосредственно о «стеснениях».
Пушкин был очень маленького роста (около 1,65 метра), но ему чрезвычайно нравились высокие стройные женщины. Разумеется, партнерш на балах он предпочитал выбирать именно из них. Теперь представим себе танцевальную пару, в который кавалер ниже своей дамы на голову. А если учесть, что и в то далекое время женщины, как и сейчас, предпочитали появляться на балах в обуви на высоком каблуке, то разница в росте проявлялась в еще большей степени. Теперь дайте волю своему воображению и попытайтесь представить, что видел Пушкин непосредственно перед своим носом, танцуя вальс с высокорослой красавицей? Да, вы угадали, это были дамские прелести, которые в то время было принято оголять до самых сосков. И, конечно, они были не силиконовыми, созданными хирургом по образу и подобию коровьего вымени, а самыми натуральными, такими, как на погибель всего сильного пола создала их мать природа. Разумеется, в данной ситуации любой кавалер ощущал бы приятное головокружение, сопровождающееся учащенным сердцебиением. Что касается потомка эфиопского князя, то он возбуждался до такой степени, что преждевременно терял семя.
Мы несколько увлеклись описанием первых шагов самостоятельной жизни Александра Сергеевича, но есть еще один сложный вопрос, который нельзя обойти молчанием. Он касается связи Пушкина с декабристами. Историкам советского периода очень хотелось сделать его если уж не их главарем, то по крайней мере активным членом этого общества. Но им крупно не повезло. Ни Пущин, ни Кюхельбекер, близкие друзья поэта по Лицею, будучи активными декабристами, не сочли возможным приобщить Пушкина к деятельности этого Общества. Причины: непредсказуемость совершаемых им поступков и, как сейчас написали бы в характеристике, «неумение хранить вверенную ему тайну». А такие тайны у декабристов действительно были. Ведь они хотели насильственным путем отрешить от власти самого царя и даже отменить крепостное право! Руководитель Южного общества Пестель, находясь под сильным влиянием революционных событий во Франции, полагал необходимым установить после ликвидации самовластия режим военной диктатуры, которая позволила бы избавиться от всех УпрелестейУ чиновничьего произвола. В Северном обществе придерживались более либеральных идей. В том числе не отвергали и наличия царя на троне, но с сильно урезанной конституцией властью. По поводу отмены крепостного права в Обществе также не было единого мнения. Прежде всего, отсутствовала ясность, кто же после этой акции будет чистить сапоги доморощенным Робеспьерам и Маратам?
Трудно поверить, что длительное время общаясь с основными руководителями Общества, Пушкин ничего не знал о его существовании. Это Общество отгородилось от него тонким, но очень прочным, непроницаемым занавесом. И пока под его покровом решались дальнейшие судьбы России, он продолжал наслаждаться прелестями рассеянной жизни, полагая при этом, что
ТСмысл жизни лишь тому понять дано,
Кто любит женщин, танцы и вино!У
Знал ли этот афоризм Лютера Пушкин? Думаю, что нет. Анализ творчества Александра Пушкина прежде всего дает основание утверждать, что он не проявлял интереса ни к одному из вероисповеданий, в том числе и к православной церкви. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить его сказку «О попе и его работнике Балде». Разве мог истинно верующий человек в начале девятнадцатого века допустить подобное святотатство по отношению к своим духовным пастырям? Конечно же, нет! Теперь Пимен из «Бориса Годунова». Каковы религиозные деяния этого просвещенного монаха? Да их просто нет! Это скорее летописец, не принимающий никакого участия в религиозной жизни монастыря.
Кроме того, прочитав достаточно большое количество материалов, в той или иной степени посвященных жизни поэта, я не обнаружил ни одного упоминания, которое указывало бы на интерес Пушкина к лютеранству. Видимо, этот образ жизни он выбрал самостоятельно, без помощи Лютера, правда, с опозданием в несколько веков.
Но справедливости ради следует отметить, что полной праздности поэт предавался не так уж долго. К концу первого года петербургской жизни состоялся ряд очень важных встреч. Прежде всего это было знакомство с князем Петром Андреевичем Вяземским – блестяще образованным человеком, старше Пушкина на семь лет. На Бородинском поле он находился в самом центре сражения. Под ним было убито две лошади. Александр I очень ценил его дипломатические способности и неоднократно поручал ему выполнение ответственных поручений. Николай I, увидев в нем способного финансиста, назначил Вяземского директором Государственного заемного банка. Несмотря на большую занятость на государственной службе, Петр Андреевич находил время заниматься поэзией и критикой. Уже после первых встреч с ним Пушкин со всей очевидностью почувствовал всю глубину своего невежества в области философии, истории, музыки и, конечно же, в вопросах государственного устройства. При этом сия горькая истина была познана им отнюдь не путем нравоучительных наставлений. Обычно Пушкин при встречах с Петром Андреевичем очень любил излагать свою точку зрения как по вопросам политики, так и искусства. Его собеседник терпеливо слушал и лишь изредка задавал вроде бы совсем невинные вопросы. Но они подобно серной кислоте быстро разъедали ткань приводимых суждений. После чего, очень деликатно, разговор переводился в другое русло, а «юный мыслитель» оставался среди обломков своих дотоле казавшихся незыблемыми представлений.
Но часто уста князя не скупились и на очень болезненную критику, хотя и в шутливой форме. Так, например, по поводу хорошо известного нам еще с детства стихотворения
ТУ Лукоморья дуб зеленый.
Златая цепь на дубе том.
И днем, и ночью кот ученый
Все ходит по цепи кругом.
Там чудеса, там леший бродит.
Русалка на ветвях сидит…У
он язвительно рассуждал: разве могут коты, да еще ученые, столько времени проводить без сна? К тому же, чтобы не умереть с голоду, они должны спрыгивать с цепи для ловли мышей. И потом – какое странное место это Лукоморье! Висит тяжелая золотая цепь, а ее никто не ворует! Если даже представить, что доморощенных разбойников в этой сказочной стране нет, то о ее существовании могли быстро пронюхать заморские грабители и утащить вместе с котом. И уж совсем непонятно, каким образом на дуб попала русалка? Как она могла сидеть на ветвях, если у нее нет того органа, который обычно для этого используется?
Не менее язвительной критике подверглось впоследствии и стихотворение «Памятник»:
ТЯ памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа.
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.У
– Как же тебе, братец, удалось создать на века памятник «нерукотворный», вопрошал он Пушкина? Все люди на земле в силу естественных надобностей вынуждены сооружать «нерукотворные» памятники. Но они недолговечны, да и по высоте не могут тягаться с Александрийским столпом. Может ты откроешь нам секрет, как тебе удалось создать столь грандиозное сооружение из такого непрочного материала?
Конечно, последуй подобная критика со стороны какого-нибудь другого лица, дуэль была бы неизбежна, но в данном случае ничего подобного произойти не могло. Ведь Пушкин воспринимал Вяземского прежде всего не просто как человека, а как «огромную глыбу ума и знаний», против которой шпаги и пистолеты просто бессильны. Казалось бы, эти «злопыхательские» выпады должны были привести к охлаждению отношений между юным поэтом и князем. Но на самом деле ничего подобного не произошло. Они подействовали на Пушкина гораздо сильнее, чем все нравоучения братьев Тургеневых и Батюшкова о необходимости повышения образованности. Неожиданно для многих он стал посещать кружок «Арзамас» – «Иерусалим ума и вкуса». Разумеется, этому поступку способствовали и встречи на балах у Лаваля с высокообразованными светскими молодыми дамами, среди которых он чувствовал себя в некотором смысле неучем. Конечно, в открытую они ему об этом не говорили, но при каждом удобном случае весьма деликатно давали об этом понять.
Но было бы неправильно думать, что Вяземский выступал только как критик по отношению к Пушкину. Уже после выхода в свет его первого большого произведения «Руслан и Людмила» Вяземский первым обратил внимание на простоту и народность языка поэмы, не без основания назвав ее автора «русским Данте». В правоте этого суждения может убедиться каждый, если прочтет произведения современников Пушкина – Державина и Жуковского. Они в принципе понятны нашему поколению, но, читая их, мы непременно ощущаем запах нафталина. Пушкинские же творения не только не имеют этого запаха, но и кажутся написанными нашим современником. Иначе говоря, Пушкин заставил нас говорить на его языке без применения кнута и розг, что очень редко случалось на Руси.
Первый петербургский период жизни Пушкина продолжался чуть более двух лет, и в начале 1820 года был прерван высочайшим повелением, предписывавшим ему отправиться для продолжения службы на южные окраины России. Все попытки получить небольшую отсрочку выезда из столицы, необходимую для того, чтобы следовать к новому месту службы вместе с семейством генерала Раевского (то отправлялось для лечения на Кавказские целебные воды), о чем уже существовала договоренность с младшим сыном генерала Николаем, оказались безрезультатными. Пришлось срочно покинуть столицу, предварительно условившись с Раевскими о встрече с ними в Екатеринославе.
Наиболее сложные и противоречивые чувства во время этого весьма скромного события испытывал директор Лицея, милейший Егор Антонович Энгельгард. И виной тому был не кто иной как господин Пушкин. Безусловно, этот лицеист обладал талантом, но сколько хлопот доставил он директору! Особенно неприятной оказалась последняя проделка этого юноши. Почти за четыре месяца до выпускных экзаменов он перестал посещать занятия, и об этом безобразии мог узнать сам император! Что в такой ситуации следовало делать? Конечно же, выявить причину такого досадного явления. Но как это сделать? Ведь в штате Лицея Шерлок Холмс отсутствовал, и потому сим непривычным делом пришлось заниматься самому директору. Вскоре было выяснено, что господин Пушкин много времени проводит в уединенном уголке парка с молодой вдовой Марией Смит. На другой день, еще до завтрака, Егор Антонович отправился в комнату Пушкина для проведения нравоучительной беседы. Но дверь, вопреки установленным правилам, оказалась запертой изнутри, и ее долго не отпирали. А когда все же открыли, директор увидел такое, что ему не могло присниться даже в самом страшном сне. Оказывается, в подведомственном ему учреждении, находящемся под непосредственным патронажем самого императора, господин Пушкин занимался самым настоящим блудом! Вдова, конечно, была немедленно выдворена из Царского Села. Но опасение, что император узнает об этом неприятном инциденте, осталось. Ведь тогда пострадает репутация директора, и он лишится милости самого государя! А это для честолюбивого немца было смерти подобно. Но все обошлось благополучно. Александр I ничего не узнал об этой проделке или, по крайней мере, хорошо сыграл роль ничего не знающего. Как известно, это ему легко удавалось, благодаря особой «Александровской» улыбке. Современники утверждали, что она не покидала его лица даже во сне. Энгельгард, конечно, хорошо знал об этой особенности своего государя и находился в крайнем напряжении вплоть до получения из монарших рук какой-то медали.
Сразу по окончании этого торжественного мероприятия, в соответствии с регламентом, все лицеисты разъехались на каникулы. Пушкин отправился в Михайловское, которое по указу Екатерины II было отдано «на кормление» его матери. Тотчас по приезде ему захотелось осуществить свою давнюю мечту: встретиться c двоюродным дедом, имение которого располагалось в селе Покровском, всего в нескольких верстах от Михайловского. На визит этот возлагались большие надежды. Ведь этот человек был живой легендой. Герой Чесмы! Именно им созданные брандеры сожгли в этом сражении турецкий флот. Как много интересных подробностей мог он рассказать об этом знаменитом морском сражении своему внучатому племяннику…
И вот Александр в доме своего родственника. Но вместо бравого адмирала он увидел неказистого старичка, сидевшего за большим столом, сплошь уставленным многочисленными бутылками. Уже после первых слов стало ясно, что бывший флотоводец явно был во хмелю и никак не мог уразуметь, каким ветром занесло к нему этого юного городского франта. Наконец степень родства была установлена. Можно было приступать к тому разговору, ради которого, собственно, и был предпринят этот визит. Но, увы, беседа не состоялась. Все попытки выудить какие-либо подробности о воинских доблестях старика оканчивались неудачей: тот упорно переводил разговор на другую, более актуальную для него тему. Дело в том, что к этому времени он очень активно занимался самогоноварением и весьма преуспел на этом поприще. Хотя сей род деятельности в то время сурово карался, местные власти, учитывая большие заслуги нарушителя перед отечеством, старались не замечать его шалости. Нетрудно представить себе, в каком затруднительном положении оказался юный родственник. Привыкший пить в Лицее лишь первосортные французские вина, здесь, в Петровском, ублажая деда, он вынужден был дегустировать многочисленные сивушные настойки и еще делать вид, что они никак не хуже.
Неудачный визит к родственнику дал будущему поэту много пищи для размышлений. Оказывается, тот век, когда
ТСтарушка милая жила
Приятно и немного блудно.
Вольтеру первый друг была.
Наказ писала, флоты жгла,
И умерла, садясь на судноУ,
был не таким уж блестящим и справедливым, как его принято было считать в стенах Лицея. Иначе двоюродный дед Пушкина, сделавший так много для величия России, не сидел бы, всеми забытый, в этой дыре.
После каникул новый сотрудник Министерства иностранных дел отправился к месту своей службы в Петербург. Как складывалась его жизнь в столице? Давайте откроем первую главу «Евгения Онегина» и выясним это. Ведь роман во многом автобиографичен:
Вот мой Онегин на свободе.
Острижен по последней моде.
Как денди лондонский одет.
И наконец увидел свет.
Он по-французски совершенно
Мог изъясняться и писал;
Легко мазурку танцевал
И кланялся непринужденно.
Чего ж вам больше? Свет решил,
Что он умен и очень мил.
Конечно, господин Пушкин действительно мог совершенно изъясняться и писать по-французски, потому что это был его «семейный язык», а в остальном он себя несколько приукрасил. «Свет» он, разумеется, увидел, но только издалека. И этот «свет» пока не проявлял никакого интереса к какому-то юнцу с явно выраженными следами «африканского безобразия» на лице. Но проникнуть ему туда очень хотелось. И потому на поклоны перед его представителями он действительно не скупился. Но их никак нельзя было назвать «непринужденными», а скорее подобострастными или даже лакейскими.
А как на самом деле обстояло с умом? Вот что пишет по этому поводу Батюшков в своем письме к Александру Тургеневу. Ни того, ни другого никак нельзя обвинить в предвзятом отношении к будущему поэту. Ведь они оба были его настоящими друзьями на протяжении всей жизни. «Характерной особенностью Пушкина являлась леность и нерадение о собственном образовании. Не худо бы его запереть в Геттингене и кормить года три молочным супом и логикой. Тогда его пристрастие к безделью и площадному волокитству сильно бы поубавилось». И это суждение, конечно, не было беспочвенным. Все выпускники Лицея сразу после его окончания приобщились к труду. Одни поступили на военную службу, другие стали служащими в гражданских учреждениях. Пушкин же предпочитал вести «рассеянный образ жизни». Обедал только в дорогих ресторанах. Одежду заказывал у модных портных. Пристрастился к карточной игре и почти всегда оставался в проигрыше. Появлялся в Министерстве иностранных дел лишь для получения очередного жалованья, не стесняясь при этом писать различные пасквили и эпиграммы на высокопоставленных государственных чиновников. Естественно, получаемых на службе денег не хватало на такую жизнь, и, хотя его жалованье значительно превышало денежное довольствие гвардейских офицеров – бывших его однокашников-лицеистов, он уже с этого времени стал залезать в долги. Вот что писал по этому поводу сам Пушкин:
«Там, где Семеновский полк, в пятой роте, в домике низком,
Жил поэт Баратынский с Дельвигом, тоже поэтом.
Тихо жили они, за квартиру платили немного,
В лавочку были должны, дома обедали редко».
Здесь уместно напомнить также и о пуританской жизни еще одного гвардейского офицера – Федора Глинки, большого ценителя театрального искусства. Нередко ему приходилось выкупать талантливых крепостных актеров. Для этого он вынужден был экономить на всем: отказываться на протяжении нескольких месяцев от использования постельного белья, спать, укрывшись шинелью, и пить вместо чая с сахаром голый кипяток.
Образ жизни Пушкина сильно возмущал его ближайших друзей, о чем они в довольно резкой форме ставили его в известность.
В это же время начала проявляться и еще одна глупая привычка «француза» – вызывать на дуэль по любому пустяку каждого встречного. Не избежал этой участи даже его лучший лицейский друг Кюхельбекер. Правда, трезвомыслящий немец сразу пошел на бескровный вариант разрешения возникшего конфликта и первым выстрелил в воздух. Пушкин поступил так же и, обливаясь слезами, повис на шее длинного Кюхли. Кстати, прозвище «француз» Пушкин получил отнюдь не за хорошее знание французского языка, как многие сейчас думают, а за свой агрессивный характер отношений со всеми лицеистами, которые в той или иной степени уклонялись от тесного общения с ним. То есть, он представлялся им ни чем иным, как маленьким Наполеончиком, пытавшимся всеми доступными мерами подавить любые признаки инакомыслия, которые противоречили его собственным воззрениям. «Господин Пушкин отличался от всех нас чрезмерной вспыльчивостью и наклонностью к злой насмешке». Таким поэт остался в памяти большинства лицеистов, не входивших в избранный круг его друзей.
Теперь о танцах. Быстрый танец мазурку, по свидетельству современников, Пушкин танцевал вполне прилично. Что касается других, то тут он часто находился в «стесненных обстоятельствах» – порывистость и резкость движений делали его смешным при исполнении многих модных в то время танцев. Особенно это проявлялось во время полонеза, непременно требовавшего от участников плавных, размеренных движений. Не трудно представить себе, какой «белой вороной» выглядел наш «северный певец любви» при исполнении этого танца, неуклюже подпрыгивающий и нарушающий его общий рисунок. Но особая «стесненность» возникала у него во время вальса, только что входившего в моду и без особого преувеличения могущего считаться революционным явлением. Ну, посудите сами, что происходило на балах в более раннее время. Самое большее, что могли себе позволить танцующие, это улыбаться друг другу и делать реверансы, правда, кавалеру разрешалось держать ручку прекрасной дамы за кончики пальцев. И вдруг в великосветскую гостиную УввалилсяУ этот самый вальс. Кавалер прилюдно ТстискивалУ в объятиях свою избранницу и кружился с ней целых пять минут! Пусть простит меня великодушно читатель за некоторую неточность, допущенную мной в предыдущей фразе. В действительности в те времена кавалер, конечно, не касался талии партнерши, а лишь удерживал даму около себя ребром ладони правой руки, располагая ее на уровне лопаток партнерши. Но и этого было достаточно, чтобы старшее поколение сочло этот танец безнравственным.
Теперь непосредственно о «стеснениях».
Пушкин был очень маленького роста (около 1,65 метра), но ему чрезвычайно нравились высокие стройные женщины. Разумеется, партнерш на балах он предпочитал выбирать именно из них. Теперь представим себе танцевальную пару, в который кавалер ниже своей дамы на голову. А если учесть, что и в то далекое время женщины, как и сейчас, предпочитали появляться на балах в обуви на высоком каблуке, то разница в росте проявлялась в еще большей степени. Теперь дайте волю своему воображению и попытайтесь представить, что видел Пушкин непосредственно перед своим носом, танцуя вальс с высокорослой красавицей? Да, вы угадали, это были дамские прелести, которые в то время было принято оголять до самых сосков. И, конечно, они были не силиконовыми, созданными хирургом по образу и подобию коровьего вымени, а самыми натуральными, такими, как на погибель всего сильного пола создала их мать природа. Разумеется, в данной ситуации любой кавалер ощущал бы приятное головокружение, сопровождающееся учащенным сердцебиением. Что касается потомка эфиопского князя, то он возбуждался до такой степени, что преждевременно терял семя.
Мы несколько увлеклись описанием первых шагов самостоятельной жизни Александра Сергеевича, но есть еще один сложный вопрос, который нельзя обойти молчанием. Он касается связи Пушкина с декабристами. Историкам советского периода очень хотелось сделать его если уж не их главарем, то по крайней мере активным членом этого общества. Но им крупно не повезло. Ни Пущин, ни Кюхельбекер, близкие друзья поэта по Лицею, будучи активными декабристами, не сочли возможным приобщить Пушкина к деятельности этого Общества. Причины: непредсказуемость совершаемых им поступков и, как сейчас написали бы в характеристике, «неумение хранить вверенную ему тайну». А такие тайны у декабристов действительно были. Ведь они хотели насильственным путем отрешить от власти самого царя и даже отменить крепостное право! Руководитель Южного общества Пестель, находясь под сильным влиянием революционных событий во Франции, полагал необходимым установить после ликвидации самовластия режим военной диктатуры, которая позволила бы избавиться от всех УпрелестейУ чиновничьего произвола. В Северном обществе придерживались более либеральных идей. В том числе не отвергали и наличия царя на троне, но с сильно урезанной конституцией властью. По поводу отмены крепостного права в Обществе также не было единого мнения. Прежде всего, отсутствовала ясность, кто же после этой акции будет чистить сапоги доморощенным Робеспьерам и Маратам?
Трудно поверить, что длительное время общаясь с основными руководителями Общества, Пушкин ничего не знал о его существовании. Это Общество отгородилось от него тонким, но очень прочным, непроницаемым занавесом. И пока под его покровом решались дальнейшие судьбы России, он продолжал наслаждаться прелестями рассеянной жизни, полагая при этом, что
ТСмысл жизни лишь тому понять дано,
Кто любит женщин, танцы и вино!У
Знал ли этот афоризм Лютера Пушкин? Думаю, что нет. Анализ творчества Александра Пушкина прежде всего дает основание утверждать, что он не проявлял интереса ни к одному из вероисповеданий, в том числе и к православной церкви. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить его сказку «О попе и его работнике Балде». Разве мог истинно верующий человек в начале девятнадцатого века допустить подобное святотатство по отношению к своим духовным пастырям? Конечно же, нет! Теперь Пимен из «Бориса Годунова». Каковы религиозные деяния этого просвещенного монаха? Да их просто нет! Это скорее летописец, не принимающий никакого участия в религиозной жизни монастыря.
Кроме того, прочитав достаточно большое количество материалов, в той или иной степени посвященных жизни поэта, я не обнаружил ни одного упоминания, которое указывало бы на интерес Пушкина к лютеранству. Видимо, этот образ жизни он выбрал самостоятельно, без помощи Лютера, правда, с опозданием в несколько веков.
Но справедливости ради следует отметить, что полной праздности поэт предавался не так уж долго. К концу первого года петербургской жизни состоялся ряд очень важных встреч. Прежде всего это было знакомство с князем Петром Андреевичем Вяземским – блестяще образованным человеком, старше Пушкина на семь лет. На Бородинском поле он находился в самом центре сражения. Под ним было убито две лошади. Александр I очень ценил его дипломатические способности и неоднократно поручал ему выполнение ответственных поручений. Николай I, увидев в нем способного финансиста, назначил Вяземского директором Государственного заемного банка. Несмотря на большую занятость на государственной службе, Петр Андреевич находил время заниматься поэзией и критикой. Уже после первых встреч с ним Пушкин со всей очевидностью почувствовал всю глубину своего невежества в области философии, истории, музыки и, конечно же, в вопросах государственного устройства. При этом сия горькая истина была познана им отнюдь не путем нравоучительных наставлений. Обычно Пушкин при встречах с Петром Андреевичем очень любил излагать свою точку зрения как по вопросам политики, так и искусства. Его собеседник терпеливо слушал и лишь изредка задавал вроде бы совсем невинные вопросы. Но они подобно серной кислоте быстро разъедали ткань приводимых суждений. После чего, очень деликатно, разговор переводился в другое русло, а «юный мыслитель» оставался среди обломков своих дотоле казавшихся незыблемыми представлений.
Но часто уста князя не скупились и на очень болезненную критику, хотя и в шутливой форме. Так, например, по поводу хорошо известного нам еще с детства стихотворения
ТУ Лукоморья дуб зеленый.
Златая цепь на дубе том.
И днем, и ночью кот ученый
Все ходит по цепи кругом.
Там чудеса, там леший бродит.
Русалка на ветвях сидит…У
он язвительно рассуждал: разве могут коты, да еще ученые, столько времени проводить без сна? К тому же, чтобы не умереть с голоду, они должны спрыгивать с цепи для ловли мышей. И потом – какое странное место это Лукоморье! Висит тяжелая золотая цепь, а ее никто не ворует! Если даже представить, что доморощенных разбойников в этой сказочной стране нет, то о ее существовании могли быстро пронюхать заморские грабители и утащить вместе с котом. И уж совсем непонятно, каким образом на дуб попала русалка? Как она могла сидеть на ветвях, если у нее нет того органа, который обычно для этого используется?
Не менее язвительной критике подверглось впоследствии и стихотворение «Памятник»:
ТЯ памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа.
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.У
– Как же тебе, братец, удалось создать на века памятник «нерукотворный», вопрошал он Пушкина? Все люди на земле в силу естественных надобностей вынуждены сооружать «нерукотворные» памятники. Но они недолговечны, да и по высоте не могут тягаться с Александрийским столпом. Может ты откроешь нам секрет, как тебе удалось создать столь грандиозное сооружение из такого непрочного материала?
Конечно, последуй подобная критика со стороны какого-нибудь другого лица, дуэль была бы неизбежна, но в данном случае ничего подобного произойти не могло. Ведь Пушкин воспринимал Вяземского прежде всего не просто как человека, а как «огромную глыбу ума и знаний», против которой шпаги и пистолеты просто бессильны. Казалось бы, эти «злопыхательские» выпады должны были привести к охлаждению отношений между юным поэтом и князем. Но на самом деле ничего подобного не произошло. Они подействовали на Пушкина гораздо сильнее, чем все нравоучения братьев Тургеневых и Батюшкова о необходимости повышения образованности. Неожиданно для многих он стал посещать кружок «Арзамас» – «Иерусалим ума и вкуса». Разумеется, этому поступку способствовали и встречи на балах у Лаваля с высокообразованными светскими молодыми дамами, среди которых он чувствовал себя в некотором смысле неучем. Конечно, в открытую они ему об этом не говорили, но при каждом удобном случае весьма деликатно давали об этом понять.
Но было бы неправильно думать, что Вяземский выступал только как критик по отношению к Пушкину. Уже после выхода в свет его первого большого произведения «Руслан и Людмила» Вяземский первым обратил внимание на простоту и народность языка поэмы, не без основания назвав ее автора «русским Данте». В правоте этого суждения может убедиться каждый, если прочтет произведения современников Пушкина – Державина и Жуковского. Они в принципе понятны нашему поколению, но, читая их, мы непременно ощущаем запах нафталина. Пушкинские же творения не только не имеют этого запаха, но и кажутся написанными нашим современником. Иначе говоря, Пушкин заставил нас говорить на его языке без применения кнута и розг, что очень редко случалось на Руси.
Первый петербургский период жизни Пушкина продолжался чуть более двух лет, и в начале 1820 года был прерван высочайшим повелением, предписывавшим ему отправиться для продолжения службы на южные окраины России. Все попытки получить небольшую отсрочку выезда из столицы, необходимую для того, чтобы следовать к новому месту службы вместе с семейством генерала Раевского (то отправлялось для лечения на Кавказские целебные воды), о чем уже существовала договоренность с младшим сыном генерала Николаем, оказались безрезультатными. Пришлось срочно покинуть столицу, предварительно условившись с Раевскими о встрече с ними в Екатеринославе.
Профессор Зиничев
