Концерт Дани Лозаковича в последний февральский вечер в Дубовом зале Русского дома был очень музыкальным, совсем уж по-мартовски приветливым, да и проходил он со все возрастающей и всем многообещающей теплотой, так что многочисленные зардевшиеся слушатели разных возрастов и языков зачастую посматривали друг на друга, восхищенно подняв брови: «Слыхали ль вы что-либо подобное? Вот и я нет!».
Подобные лица встречались разве что на выступлениях Вана Клиберна и вообще при явлениях, превышающих наши представления о реальности.*
Одним словом — не может быть! Мысленно добавим не звучавшие части сочинений Баха, Моцарта, Венявского, Лало и пьесы из опусов Чайковского или Рахманинова, которыми исполнитель, несомненно, владеет, — и что подумаем?.. Правильно! — «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Сначала удивляешься сущему еще ребенку, легко творящему скрипичные чудеса; позже, «сообразив оные», восхищаешься Природой, создающей в качестве исключения нечто подобное…
Забегая вперед, отметим изысканную интеллигентность Даниеля Лозаковича, который — со скрипкой или без оной — скорее, пожертвует необходимым, чем позволит себе лишнее: ни во взятых темпах, ни в динамике, ни в развитии музыки, ни в собственном поведении. На редкость гармоничен и естественен! Вспомним о Гайдне, сказавшем: «Клянусь перед Богом и людьми, что из всех живущих композиторов предпочитаю Моцарта, ибо сей в совершенстве владеет правилами композиции и обладает безупречным вкусом». Вольфгангу едва за двадцать. Чего же боле? Ах, не забудем о великом Канторе церкви Св. Фомы: «Дело в том, что я с детства был очень прилежен, и каждый, кто будет прилежен, как я, — достигнет того же»**. Весьма скромно, но и с достоинством… А вот иные нынешние престарелые вундеркинды от излишка скромности не помрут — так привыкли «хлопотать мордой»! Скрипач Лозакович, несмотря на юный возраст (или, напротив, благодаря этому?), уже отмечен многими наградами, но дело, разумеется, не столько в медалях, сколько в сути того, что собой представляет этот на первый взгляд хрупкий мальчик с живыми, цвета зрелой маслины, раскосыми глазами, в чем его «перчинка»? Возьмем пошире: учитель — ученик, курица — яйцо…
Дора Романова-Шварцберг — одна из немногих Учителей с большой буквы: «Сгорая сам, свечу другим». Не ставя целью самотиражирование, она любит своих подопечных по-разному и в неравной степени, но что касается самых маленьких, то здесь Дора по-жванецки хочет, чтобы собственные ее «мечты сбывались у других», да и частенько, будучи на сцене со своим «Ландольфи», желает публике того же… Это случается с немногими артистическими натурами, разве что с имеющими большое и умное сердце. Консерваторский учитель Шварцберг Юрий Янкелевич знал об этом, поскольку обладал именно таким сердцем, и система «учитель — ученица» работала почти безотказно. Все же причина успеха схемы «Шварцберг — Лозакович» лежит поглубже и поюжнее, а именно в Одессе и в школе Столярского, поэтому скрипичная родословная Даниеля просто ух, куда уходит! Самородок Петр Соломонович — это примерно музыкальный пра-прадедушка Лозаковича, так что, как говорят в Одессе-маме, «об чём ты говоришь, Додик?». А тут еще некто по имени Карл Флеш…
Мог ли один из «самых-самых» скрипачей и профессоров Флеш предположить, что через много лет будущий мэтр Венского музыкального университета Шварцберг выиграет конкурс его имени в Лондоне и станет учить тому же стройного шведского мальчика Даниеля, читающего по-русски Пушкина? И еще один гениальный скрипач, влияющий через Дору на развитие Лозаковича, — Исаак (Айзик) Стерн, слыхали ль вы? Мне приходилось: в 1961 году со студенческим оркестром Ленинградской консерватории — на минуточку, концерт Бетховена… Тайное желание Даниеля — выучить это любимое сочинение Доры. Похоже, ему это вскоре удастся…
Стихотворно обратился к таланту Даниеля завсегдатай и патриот Русского дома Иван Борисович Романов, который по просьбе героя нашего концерта прочел замечательное произведение Н. Гумилёва «Волшебная скрипка».
Второе отделение оттеняло дебютность выступления заметным венским колоритом, что здесь называют «шмее», по-нашему — шармом.
Венский дебют — для Австрии это многовековая традиция: большой, но посильный для Лозаковича аванс. Аванс, но отнюдь не фора, которую дает сильный шахматист в игре со слабым. Играя со скрипкой, Даниель почти не отводит своих маслиновых глаз от ее грифа. Понятно: прежде хорошо выполни поставленную ментором учебную задачу, а глоток свободы, если повезет, получишь вслед! Фишка, однако, в том, что скрипач видит намного дальше скрипичного грифа, тактов, эдак, на 15–20. Это сближает его с венскими дебютантами, типа тезки Баренбойма или Марты Аргерих, слышавших больше красок, чем дается черно-белой клавиатурой…
Даже в бисе, оставшемся, к сожалению, единственным, Лозакович на удивление уравновешенно продолжил Вторую «чаконную» партиту Баха, открывавшую его дебютное выступление. Сие оставило двойственное впечатление: с одной стороны концерт оказался красиво и со вкусом замкнут, с другой же хотелось дождаться знаменитой «Чаконы». Возможно, до этого и доживем, особенно, если Даниель сохранит эту способность стилистически переключаться и разовьет ее в будущем. Это реальная проблема для любого исполнителя. Попробуйте-ка наесться вечерком досыта венгерским «Бигосом», — а именно такое блюдо приготовил П. Сарасате своими «Цыганскими напевами» — и прямо вслед с пронзительной выразительностью, например, прочесть: «Служенье муз не терпит суеты», или взглянуть на Мадонну Рафаэля, вспоминая текст вечерней молитвы… То-то станет ясно, насколько это нелегко!
Останемся же здоровенькими все вместе и каждый в отдельности и выразим нашу искреннюю благодарность мальчику Дане и тете Доре.
Георгий Зернов
P. S.: «Венским дебютом» зовется по нечаянному совпадению одно из классических начал в шахматной игре. К слову, скрипач Даня Лозакович неоднократно выигрывал турниры в своей родной Швеции.
* Афоризм А. Сент-Экзюпери: «Реальность — это совсем не то, что мы представляем в действительности».
** Ответ И. С. Баха на вопрос его первого биографа и тезки Форкеля: «Как Вы, маэстро, достигли таких высоких результатов..?»
