Говорят, нашу планету крутят оптимисты. А еще, наверное, люди, которые своей открытостью, искренностью, энергичностью, необычайно острым умом и иронией вызывают не больше не меньше – восхищение. Не знаю, как влияет на планету Галина Михайловна Аполонская, но то, что она одна из таких людей – не сомневаюсь.
Разговор о том, как чувствуют себя русские люди за границей, с выпускницей НГУ, в прошлом преподавателем нашего университета, а сейчас редактором двух европейских журналов, превратился в увлекательное путешествие по ее жизни. Если честно, таких «настоящих» людей я встречала очень редко.
«Удивительным образом вся наша семья связана с НГУ. Я в 16 лет приехала из деревни поступать на гумфак, потому что я безумно любила русский язык и литературу. Муж, известный физик, тоже выпускник НГУ. Здесь учились и обе дочери – Ксения и Асенька», – рассказывает Галина Михайловна.
Она приехала поступать в НГУ в 1972 году из села в Алтайском крае, в полноценной библиотеке которого на каждой книге было всего три читательских номера – репрессированного ученого, Галины Буханцевой (сейчас Г. Аполонская) и ее мамы, сельской учительницы. «Я так удивилась, узнав, что моя оценка «5» за вступительное сочинение в НГУ – это редкость, до такой степени, что последующие пять лет обучения о тебе говорят как о «той девочке, которая написала сочинение на «отлично». Я даже не сомневалась, что поступающие на отделение языкознания обязаны писать сочинение не ниже, чем на «5», – действительно с каким-то удивлением говорит моя собеседница.
Потом была обычная студенческая жизнь, не без трудностей, конечно: «Университет – на тот момент был структурой экспериментальной и очень продвинутой в рамках системы образования СССР. Настолько, что однажды я, гуманитарий, обнаружила в расписании логику и основы высшей математики. Филологи поймут, что я испытала в тот момент шок. Ведь я надеялась больше математику никогда в жизни не изучать. Тогда чуть не дошло до того, чтобы забрать документы».
С особой любовью и бесконечной признательностью Галина Михайловна вспоминает о преподавателях НГУ. По ее словам, студенту должно повезти, чтобы в его студенческой жизни появился такой педагог, который заставит понять свое предназначение, сможет стать незыблемым авторитетом: «Даже несмотря на то, что в нашем НГУ «звездных» преподавателей традиционно было много, Эва Вячеславовна Поливник (впоследствии эмигрировавшая в Канаду) всегда выделялась, она была потрясающим педагогом. Она нас никогда не хвалила, «приберегая» высшую оценку для госэкзамена, но благодаря ее влюбленности в свое дело я полюбила немецкий язык».
Диплом Галина Буханцева писала по сравнительной лексикологии русского и немецкого языков. Однажды ее научный руководитель, просмотрев первые наработки, вызвал юную студентку и перед всем курсом пожал ей руку: «Умно. Системно. Логично. Поздравляю». Больше он дипломную работу не контролировал. Возможно, поэтому на защите дипломнице сказали, что ее систематизация и картотека больше подходит для диссертации и что она открыла еще один не изученный и не описанный ранее разряд фразеологизмов.
Потом было распределение в деревню Морозово, работа в качестве учителя русского языка, литературы, немецкого и… пения. Было непросто, и каждые выходные молодой специалист приезжала в Академгородок «за глотком свежего воздуха и пластинками в Торговый центр». Галина Михайловна отмечает: «Как я теперь понимаю, не существует негативного жизненного опыта. Оказывается, этот опыт может сыграть роль базисного в дальнейшем развитии и саморазвитии. Вот эти 2 года «морозовской ссылки» и стали базисными, я выработала основные жизненные принципы и в Академгородок уже вернулась с необычайным чувством переполняемого счастья».
Работа младшим редактором журнала «Прикладная механика и техническая физика», знакомство с будущим мужем, возвращение в родной университет в качестве преподавателя, редкая для того времени стажировка в Германии благодаря характеристике координатора программы, германского профессора: «Галина Аполонская – единственный специалист по языку с европейской методикой преподавания».
О том, чтобы переезжать в другую страну, по словам Галины Михайловны, в ее семье никто и не думал. Просто однажды ее муж-ученый понял, что «пора пересмотреть отношения» с организацией, которая не нуждается в хороших специалистах. Это было очень сложное решение… Галина Михайловна и Александр Анатольевич Аполонские долго жили в Австрии, 7 лет назад переехали в Мюнхен. Галина Михайловна работает редактором в журналах «Шире круг» и «Новый Венский журнал», а ее муж – в Людвиг-Максимилиан-Университете (LMU) и Макс-Планк-Институте квантовой оптики (MPQ), где у него есть своя лаборатория. Они не поменяли гражданство, что говорит о многом. По словам Галины Михайловны, они навсегда останутся русскими и гордятся этим.
«В Академгородке абсолютно
другие лица»
– Какой вы запомнили атмосферу Академгородка, атмосферу НГУ?
– Позитивнейшее, почти физическое ощущение системности вложенных в тебя знаний. Я никогда, даже в самые ругательные перестроечные времена, не кляла слово «система». Для этого я слишком филолог. Слово как носитель значения для меня неподсудно. А система – это способ, принцип организации чего-либо; множество элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом и образующих определенную целостность, единство. Академгородок, его «принцип матрешки в матрешке»: НГУ в структуре СО РАН – был прекрасной системой.
Какое счастье, что в Академгородке и сейчас много молодежи. Здесь абсолютно другие лица: молодые, интеллигентные, в хорошем смысле космополитские. Наши студенты очень отличаются от молодежи Европы, немного инфантильной и безразличной ко всему. Хотя, когда мы приехали сюда в этот раз, встретили бывшего коллегу мужа, который сказал, что сразу видно, что мы из-за границы – спокойные и какие-то безмятежные. Общая в России какая-то «потухлость», «прижухлость» и генеральная нерафинированность. Дух подавлен и вытолкнут. А в Академгородке НГУ всегда был изюминкой, нашим золотником.
– Выпускники НГУ отличаются, если говорить о них как о каком-то сообществе?
– Отшлифованные (в лучшем смысле этого слова) в своих индивидуальных гранях, обученные учиться всегда, всему и не как-нибудь. Мы выходили в многогранный мир такими широкопрофильными, что нас везде отличали.
Россия из-за границы
– Со стороны лучше видно. Какая Россия из-за границы? Что изменилось в России?
– Россия как понятие родины – это неизменно свято. Я не знаю, какая она «из-за границы», поскольку Россия всегда находится в границах моей души. Но граждане России, соотечественники – тут сложнее. Я устала и перестала обелять многие их качества: неуважение чужого личностного пространства; жадный постоянный интерес к чужой жизни; коллективистская, якобы дружеская (под сурдинку которой тебя игриво пытаются использовать) этакая тусовочность-простота, которая меня просто удушает. Многие из этих черт были только усугублены расслоением российского общества на успешных / несостоявшихся и нынешним – а в России перманентным – кризисом.
– Когда у нас смотришь какие-то обзоры зарубежных СМИ, кажется, что Россию все время ругают. Это правда?
– Без иллюзий. Так и есть. Не случайно я предложила издателю журналов, в которых работаю редактором, рубрику «По страницам местной – немецкоязычной – прессы» (и уже три года являюсь ведущей этой рубрики). Это не классический пресс-обзор, который мне не интересен. Мне, россиянке, важно было, представляя «их» взгляд на «нас», не просто цитировать порой примитивнейшие клише, а «обрамлять» их своим мнением, демонстрируя, что мы владеем языком аборигенов страны проживания; смотрим их ТВ, читаем их прессу и всегда имеем мнение. Отличное от других.
Постоянно приходится сталкиваться со стереотипами. Ну медведи и холода – это понятно, это первый вопрос. Всегда сетуют: «ой там ваша свобода слова», «ой там ваш Путин». Это уже просто надоедает. Всю свою еврожизнь трачу на то, чтобы эти клише разбивать. И всегда вызывает большое удивление, когда я рассказываю, что мы из Академгородка, в котором три академии наук, 50 научно-исследовательских институтов, известный во всем мире университет. Я вообще этого не понимаю – вы посмотрите, что в Европе происходит, а они так «затрапезно» говорят о России.
– О чем бы вы посоветовали задуматься людям, которые решают – уезжать или остаться? Может быть о каких-то проблемах и решениях, о которых они даже не подозревают?
– Прежде всего, честно спросить себя и себе же честно ответить: какова мотивация этого серьезнейшего, радикальнейшего шага. Например, мне не трудно ответить на этот вопрос, поскольку я и мой муж – российские граждане, просто работающие за рубежом, вежливо отклонившие предложение австрийского гражданства. Муж, выпускник ФФ НГУ конца 70-х, специалист в области квантовой физики и лазерных технологий, работает здесь по приглашению научных организаций Европы в достойном (а для нас это принципиально) статусе высококвалифицированного иностранного (российского) специалиста, с бессрочным видом на жительство. А главное – с редчайшей в научном мире постоянной позицией и бессрочным трудовым договором. Все остальные виды переселения на ПМЖ и связанные с ними соцпособия, титул «колбасных переселенцев» и неприязнь как к «балласту» титульной нации, – это не цивильный миграционный процесс в условиях глобализированного мира, а эмиграция, связанная с самоубийственным процессом ассимиляции себя как русского и массой постоянных унизительных ситуаций в условиях чужой языковой среды чужого социума.
Для представителей же научного мира мотивацией и 15 – 20 лет назад, и, я думаю, сейчас остается нереализованное на родине стремление сохраниться как личность и сохранить себя в избранной профессии. Без пафосного «диссидентства», с вежливым, но твердым заявлением: «Я готов пересмотреть свои отношения с организацией в России, которая во мне до такой степени не заинтересована». С закономерным принятием актуального приглашения из-за рубежа – на работу в Англию, Австрию, Германию.
– Недавно разговаривала с нашим студентом, который сейчас учится во Франции. Он говорит, что на Западе тоже свои проблемы: например, во Франции зарплаты меньше, чем в Люксембурге, поэтому хочется уехать в Люксембург. Или он говорит, на Западе жить слишком комфортно. Но эти проблемы несопоставимы с теми, с которыми люди сталкиваются в России. А есть ли на Западе «наши» проблемы: социальная незащищенность, коррупция, низкий уровень жизни со всеми вытекающими и т.п.? Как там их решают?
– Проблемы в общечеловеческом плане одинаковы, и тут их выше «их» готических крыш. Только социальные мизансцены разворачиваются в более изысканных интерьерах. На фоне ажурно-архитектурных декораций и уже с трудом поддерживаемого мифа об успешной западной модели. В языковой обиход даже в благополучной в меру Германии сегодня, хоть и стыдливо произносимые, вошли слова и понятия типа «дети из бедных семей»; впервые озвученное министром обороны слово «война» – в отношении участия бундесвера в военных действиях в составе НАТО в Афганистане; признание, что чуть ли не полстраны граждан являются получателями «Хартц-IV» – пособия по безработице. Особая проблема – дорогущее медицинское страхование и, как следствие, медицина «второго класса». А в стране Австрии – и в ее сколь имперской, столь и провинциальной столице Вене, – на мой взгляд, единственной стране Европы, в которой был построен и отлажен социализм со сверхчеловеческим лицом (я там 5 лет прожила и знаю, о чем говорю), бушуют страсти на национальной почве. И объективный фотообъектив журналистов без оптического обмана об этом говорит. Зато есть гордость за успешный социальный проект: свои «титульные» три бомжа открыли сосисочный бизнес, попросту – круглосуточный киоск, инвестором-банком которого выступил венский священник. Вот такой вам «срез жизни на конце венской сосиски». Или не затихающий «гром среди ясного неба» для германской нации: книга (уже уволенного, уговоренного политиками на «собственное желание») члена Совета Национального банка страны Тило Саррацина под взрывным названием: «Саморазрушение Германии». С сутью, отраженной в подзаголовке: страна сама себя уничтожает, запутавшись в перекосах интеграционной политики, отягощенной «перебором» с неинтегрируемыми иммигрантами… Проблема кажется неразрешимой, запущенной, хотя бы потому, что точку зрения автора, заклейменного политиками как «провокатор», разделяют 95% населения – к шоку всей германской политэлиты. Так что в каждой евроизбушке свои погремушки.
«В Европе ментально не могут вкладываться в отдаленный успех»
– Сейчас в России вторая за новое столетие волна «утечки мозгов»? В основном «утекают» на Запад. Есть ли на Западе такая проблема? Куда стремятся там?
– Да есть такая проблема! Моя статья в сентябрьском номере «Нового Венского журнала» как раз и была посвящена этой теме. Евросоюз и его СМИ, отметив с интересом факт рождения 500-миллионного ЕС-гражданина, погрузились в раздумья о возможных последствиях сего события для континента: где и как они взрастут, куда примигрируют-перетекут эти будущие рабочие ручки, и – какие социально-политические ситуации растекутся по Европе, сформировав новую экономическую карту ближайшего будущего Евросоюза и мира в целом.
Молодежь Германии, и простая и высококвалифицированная, предпочитает Швейцарию, но больше всего их «утекает» в уютную Австрию. Студенты – однозначно в Австрию, хотя им и известна народно-прямодушная сентенция: «Одним глупцом в Германии меньше – одним инженером в Австрии больше». Австрийцы же имеют исключительно «встречный интерес», т.е. направляют свои переселенческие стопы в соседнюю, пожизненную соперницу Германию. Только в 2009 году таковых было 18 тысяч, 5 тысяч из которых составляли карьерно мотивированные выпускники австрийских вузов. Страны Европы осознали и озвучили актуальную проблему жесткой конкурентной борьбы с еврососедями, в первую очередь – в «охоте за головами». Ими подмечена тенденция: желающих эмигрировать в Европу становится меньше. В этом контексте СМИ не могут не упомянуть Россию, которая, «на волне ментального подъема и растущего благосостояния, предъявляет всё меньше потенциальных эмигрантов, что делает ситуацию для Европы еще более тяжелой». Конец цитаты.
А русские студенты – ну пусть едут, пусть учатся. Девчонки сразу же выходят замуж, потому что русские девушки и красавицы, и умницы. А парни, в частности физики, ценят то, что могут заниматься там своей наукой любимой, и не надо им выбивать что-то, выколачивать, слесарем работать, собирая какие-то приборы. Соблазнять в российской науке пока нечем, хотя сейчас она вроде со скрипом, но куда-то движется, будем надеяться – в правильную сторону.
Моя дочь Ксения живет в Москве, хотя она была и в Америке, и в Европе. Она говорит, что в Европе «мило, но как-то застойно». Многие молодые люди сейчас, поработав за границей, возвращаются в Россию (правда в Москву, а не в Новосибирск). Потому что очевидно, что мы действительно впереди планеты всей, но мы так заниженно себя позиционируем. Задача политиков и дипломатов – работать на имидж своей страны, а получается, что реально работают на этот имидж только представители народа, каждый конкретный человек.
Хотя есть и другая тенденция: люди старшего поколения, давно живущие за границей, в последнее время все чаще переезжают из США в Европу.
– Говорят, что у молодого поколения нет сейчас ни идеалов, ни идеологии. Это чувствуется на Западе?
– Безусловно. Оно тут в целом, гораздо более российского, – «никакое»: тотально социально инфантильное!
– Современную молодежь сейчас все чаще называют «поколением менеджеров», которое выбирает профессию по принципу «модно, престижно и желательно поменьше работать», а не то, что нравится. Вы с этим согласны? Можно ли это сказать о западной молодежи?
– Это можно смело сказать обо всем западном обществе: один сплошной менеджмент. Или сфера услуг, в которой заняты исключительно мигранты. Запад подорвал свое социальное здоровье усевшись в биргартене за кружкой пива и сосиской, а работают при этом «гастарбайтеры».
– Вы рассказывали, что в Германии молодые люди не идут сразу учиться, а стараются сначала «найти себя». Как вы думаете, это правильно? Почему у нас такая схема не прижилась?
– Потому что жить у нас приходится сразу, здесь и сейчас: параллельно искать себя и одновременно «ваять» базис отдаленного светлого будущего. В Германии и Австрии, если вообще чему и учатся, то даже простое «аусбильдунг» (ПТУ-техникум по-нашему) уже есть предмет гордости родителей и нации в целом. У них же все мальчики в детстве мечтают стать пекарями, а девочки – парикмахершами, да и то на это уйдут 4 года «непосильного труда-учебы», пока в карман потечет свой гарантированный ежедневный евроцент, стекающий со всех регулярно жующих и стригущихся. Они ментально не могут вкладываться в отдаленный успех, им надо сегодня реальный цент иметь в кармане. Поэтому в университеты у них идут, как правило, только «академикер-киндер». А академиками тут являются все окончившие университет, получившие, стало быть, академическое образование. Как мы с вами. А не в смысле – «действительные члены Академии наук».
Целиком разделяя убежденность: «Каждый выбирает по себе – женщину, религию, дорогу…», всё же не считаю оправданным затянутый «поиск себя». Полагаю, что это сознательное уклонение, оттягивание взросления или откровенная леность.
«Модернизация – тут встряска на поверхности не поможет»
– Сейчас в России объявили курс на модернизацию. Только и слышно, что об инновациях. Как вы думаете, этот курс может помочь решить проблемы, которые существуют в России, вывести страну на новый уровень?
– (С улыбкой.) Я хоть и жена, 30 лет, выдающегося ученого, но: овации для инноваций? Воздержусь. Слишком хорошо знаю ситуацию изнутри. Обновление – это как трясти коврик. Ковер, с учетом площадей территории чистки. Тут встряска на поверхности не поможет, может взметнуться «много пыли из ничего». «Нано»-пылинок. Главное – не совершить, точнее – не усугубить суровейшую и постыднейшую российскую ошибку-проблему: непочитание творца, пренебрежение личностью, человеком-гражданином. Ибо выход на новый уровень невозможен без этой основы-канвы, нитей индивидуальных судеб в национальном ковре-самолете. Пока политика в муках ищет инновационный механизм стабильного существования и мирного сосуществования народов в эпоху глобализации, на мировом пространстве давно сложилось сообщество ученых, делом занятых. Это же так просто – надо только адекватно оценить наше главное (не недр-почвы) российское сокровище по имени Человеческий фактор.
Например, надо хоть раз внятно и адресно сказать всем российским ученым: «Нам так жаль, что мы вас потеряли». Ведь это такая боль. Ученые уезжают не столько от несладкой жизни, сколько потому, что не могут «отключить» мозги, этот думающий аппарат. А сейчас по сути интерес к науке вроде есть, но на местах все эти структуры многочисленные не расшевелятся, т.е. нет самого главного – как не ценили, так и не ценят конкретную индивидуальность, личность. Боюсь, что это самая главная российская проблема. Сколько бы сейчас ни пыжились понять, почему «мозги утекли», пока не придут к исходной точке, ничего не получится. А точка «исхода» такая – да потому что в упор не видели, не платили, делали что хотели, а люди работали да и работают на голом энтузиазме и преданности профессии. Специалист не ценится, не уважается, к нему относятся безобразно, используют его, а не его потенциал. К сожалению, я пока только вижу какие-то декларативные вещи и – хорошие, чистые – замыслы.
Тот, кто хочет просто заниматься наукой, исследованиями, разработками, вынужден уезжать, это, к сожалению, так.
А на Западе ученые – это элита, это потрясающе комфортная интернациональная атмосфера. Те, кто уезжает, они всегда там занимают хорошую нишу, потому что квалификация, многофункциональность всегда востребованы. Потому что там ценят Профессионала!
«Эмоциональная «саморастрата» – важнейшая составляющая профессии журналиста»
– Как вы стали работать редактором?
– Когда-то, сразу по окончании НГУ, я поработала в журнале издательства «Наука». Это был, не больше не меньше, журнал «Прикладная механика и техническая физика». А когда уезжала в Вену, была в НГУ старшим преподавателем Общеуниверситетской кафедры иностранных языков. Стольких экономистов-кибернетиков обучила немецкому, чем нимало поспособствовала их успешным международным карьерам, не дай бог – той самой «утечке». Уже в первый год пребывания в Австрии я устала отвечать на дотошные вопросы бывших коллег, чем же я занимаюсь в Вене (Их почему-то не удовлетворял мой искренний ответ: “Я наконец просто живу, и мне это безумно нравится!”). И вот однажды, соскучившись по мороженым пельменям, я вошла в венское кафе с нетипичной для этой евростолицы, да еще напротив Венской оперы, кириллической вывеской: «Встреча». А владелица и издательница журнала там как раз брала интервью у бывшей нашей конькобежной знаменитости. Опытный глаз главреда и держателя «Русского сервис-бюро» сразу отметил мое новое русскоязычное лицо, и мне достался прямой вопрос, каким это ветром меня занесло в Вену. (Второй, если не первый «венский» вопрос всегда был: из каких я буду – из торговых или посольских. Оказалось, что в Вене, где масса представительств России при международных организациях, людей из науки как-то… В общем, не знали там таких. Да и немудрено: наши ученые патологически скромны, их не было в рубрике «Знаменитые соотечественники».)
А узнав, что я филолог, со знанием хоть и не «винериш»-диалекта, но все же «хохдойча», мне предложили для интереса отредактировать страниц 15 из пятидесяти очередного ежемесячного номера. Корректный мой редакторский «пробег», с пометками щадящей стилистической правки на полях, произвел впечатление на главреда, и тотчас, после одобрения по телефону: «Ты прирожденный редактор!», – последовало предложение поработать… И вот, уже почти 10 лет, я продолжаю оставаться (теперь дистанционным) редактором двух журналов, издаваемых в Вене.
– Есть ли на Западе так называемый «кризис доверия» к СМИ? Печатным, интернет-, радио или ТВ-СМИ больше доверяют?
– Прессе и в целом СМИ доверяют, политикам, особенно в последнее время, – существенно меньше.
– Чем, на ваш взгляд, отличается подача материала?
– Многолетнее регулярное исследование-чтение газет дает массу впечатлений об их характере и нюансах подачи себя с целью сохранения круга читателей и тиражности. Если стиль-манера, общая концепция изданий хоть как-то отличаются, то пересечение проблемных или выдаваемых за актуальные тем – как под дирижерскую палочку! И если про московскую чету Лужковых, владельцев ранчо в Тироле, написала австрийская «Ди Прессе», то будьте уверены, что не только альпийский «Курьер», но и южногерманская «Зюддойче Цайтунг» пробегутся по наезженной колее. И все же я ценю по-настоящему системную и аналитичную прессу Германии. Австрийцы часто выдают какой-то «местечковый» уровень. Блеск журналистский там редко встретишь, зато самоироничный народно-ментальный настрой местами хорош. Нашу прессу я пробегаю в Интернете. «Живьем» держу в руках обычно приобретаемые на Главвокзале в зале «Интерпресса» наши «АиФ», «Известия» и… бесплатную «Комсомолку» – из магазина «Одесса» в центре Мюнхена. Не хочется сарказмом исходить, но… Редкие статьи, и только конкретные авторы достойны времени и напряжения усталых глаз. И очень недостает российским СМИ чувства достоинства – собственного и собственной страны.
– Что пишут о России западные СМИ? А что пишут о России СМИ, которые выходят для эмигрантов из России?
– (С легкой улыбкой.) Как бы мне компактно изложить выдержки из своих пресс-обзоров за последние хотя бы пару лет?
«Один только Кавказский конфликт и его освещение в «их» хваленых-самохвальных свободных и независимых… Да и из Москвы западные корреспонденты ваяли циклы «о горе в Гори». Знаете, наши люди тут в то время были на высоте: народная дипломатия в действии, на все амбразуры за Родину. А Европа… Старушка к старости слаба мозгами стала, но от Америки она слыхала, что «зла империя» из пепла вновь восстала… И постоянная тема – Кремль. Москва! Как много в этом звуке для Запада… Счеты за Вторую мировую войну: не помня исторической причины, Европа слышала, что взяли мы Берлин…»
«Но сегодня немецкоязычным СМИ уже трудно огульно-привычно ругать Россию и претендовать на бестселлер публикациями о «пристреле тигра», об «обнаженном торсе» и «игре мускулами» В. В. Путина. Да и о «подозрениях вражды внутри «кремлевского тандема» уже устали читать даже не особо рафинированные читатели. – Не до российской проблематики, когда в своем политсоюзе и евроколхозе всё так серьезно. Когда и дружба дружбой, и денежки не врозь – нервозно. А если им советский наш социальный опыт не в урок, оставим нациям самостоятельную «работу над ошибками»…»
Обо всем этом я и пишу в своих статьях, базируясь на местном СМИ-материале.
Русскоязычную прессу для эмигрантов я не читаю – не уважаю главный их лейтмотивчик: «сами мы не местные, а профсоюз остался там». Мы не они, они не мы.
– Вы очень интересно пишете. У вас очень эмоциональные материалы! Сейчас в России весьма популярен такой авторский стиль. Как вы считаете, журналист должен «вкладывать» эмоции в передаваемое читателям сообщение? И какими качествами, на ваш взгляд, должен обладать журналист?
– Спасибо за эмоциональный читательский отклик на «Майн Опус»! Наверное, вы прочитали оставленные мною в музее НГУ два-три журнала: «Шире круг» с моими «ненаучными записками о научном русском мире» (о российских ученых, работающих за рубежом) и «Новый Венский журнал».
Вот никогда не следую моде, особенно в аспекте самовыражения – как можно следовать чьим-то предписаниям, помимо своих внутреннних? Да еще «модничать» скопом! Толпа – не моя среда обитания.
Для меня несомненно и бесспорно, что журнализм – это авторский стиль прежде всего. Индивидуализм тут просто необходим! И эмоциональная «саморастрата» – важнейшая составляющая этой профессии. Индивидуальная колонка, рубрика и просто «тематический голос» обязывают эмоционально тратиться. При главенствующей аналитичности, разумеется. А качества – они произрастают из органов и «насадок»: мозги, рецепторы; внутреннее зрение, с внутренней же независимостью. Потребна также известная доля мужества, с русской способностью прорываться. Навстречу друг другу – внутри своего «Я».
Беседовала Наталья Яковлева,
«Университетская жизнь»
