“И говорю ей: как вы милы!
Обращения имеют такое же большое значение для коммуникации, как моторное масло для работы двигателя. При корректном общении детали коммуникации не вызывают повышенного трения, и материал доверия к представителю другой языковой культуры не приходит в упадок или, в любом случае, не так быстро изнашивается. И мыслю: как тебя люблю!”
Пустое вы сердечным ты
Она, обмолвясь, заменила,
И все счастливые мечты
В душе влюблённой возбудила.
Пред ней задумчиво стою;
Свести очей с неё нет силы;
И говорю ей: как вы милы!
И мыслю: как тебя люблю!
Пушкин А. С.
По тому, как люди обращаются друг к другу, можно узнать не только о человеческих отношениях в обществе, но и об особенностях того или иного менталитета, той или иной культуры. Обращениям во все времена и у всех народов отводилась огромная роль, поскольку они всегда служили показателем эффективности человеческих отношений. Как раньше, так и теперь встречали, как правило, не только и не столько “по одежке”, сколько по использованию соответствующего обращения.
Однако обращениям чужды застывшие монументальные формы. Они по своей сути очень восприимчивы и достаточно живо реагируют на любые социальные и исторические изменения. В этом отношении показательна динамика использования прономинальных форм обращения в языке. В них как в зеркале отражались любые изменения в социальном сознании. Местоимения “ты” и “вы” во всех культурах несли знаковое, символическое, классовое значение… По их употреблению можно было установить даже конфессиональную принадлежность адресата. Так, французские протестанты, к примеру, обращались к божеству в дружеской форме на “ты” (tu), a католики – в официальной на “вы” (vous). Предпочтение одной из форм обращений многое объясняло и в смысле интимных предпочтений. Если, к примеру, во всех слоях французского общества сохранялось старое аристократическое tu в обращении супругов друг к другу, то в “Пригороде Сен-Жермен” герцог обращался к своей герцогине на “вы” (vous). При этом оба они прекрасно понимали, что второе лицо tu он сохранял для своей фаворитки.
Можно написать целую монографию о различиях в структуре европейских обществ, основываясь только на употреблении в языке личного местоимения второго лица. Любопытно отметить в основных чертах то, как варьировалось использование так называемых адресатных местоимений в европейской традиции.
С момента их самого первого появления они служили для выражения социальных отношений между собеседниками: представители высших слоев общества использовали обоюдное вы, представители нижних слоев – обоюдное ты. В ситуации социального неравенства вышестоящий в социальной иерархии обращался к нижестоящему на ты, но в ответ всегда ожидал верноподданного вы.
Социально маркированное, вежливое обращение во втором лице множественного числа своим происхождением обязано латинскому Pluralis majestatis. Еще римские императоры имели обыкновение величать себя в первом лице множественного числа (т.е. “мы”), подчеркивая таким образом свою статусную значимость (сравни, обращение в русском “Мы, Николай Второй”). Сначала употребление этого местоимения было характерно для общения придворных с императором, затем распространилось и на общение знати между собой, и только потом стало типичным для любых ситуаций социального неравенства.
Из латыни вежливое обращение во втором лице множественного числа перешло в другие языки: русское Вы, английское you, французское vous. В русском и французском языках эти местоимения употребляются и по настоящее время. В английском языке сохранилась только форма you. В данном случае, вероятно, сказались последствия изменений в общественно-политическом развитии Англии в XVII – XVIII веках, стремление англичан к известной целесообразности и рационализму. Относительное выравнивание нижних слоев общества в XVIII веке привело к демократизации обращения: местоимении thou (“ты”) стало считаться унизительным, поэтому утвердилось всеобщее вежливое you. Таким образом, можно говорить о том, что англичане при всей их статусной щепетильности счастливо избежали проблемы выбора соответствующей формы обращения при коммуникации.
Всем остальным пришлось, так или иначе, приспосабливаться, стесняться, учитывать (положение, возраст, узус), и в результате учиться отдавать предпочтение той или иной форме местоимения. Все это в конечном итоге привело к огромному разнообразию норм обращения и нередко их “перегибам на местах” в европейской практике.
Во Франции, например, как, впрочем, и в России, человек, став взрослым, не может обращаться на “ты” к человеку, старше его на 20 и более лет. Подобная фамильярность ограничивается кругом ближайших родственников или очень близких друзей. В нашей стране переход на “ты” даже среди молодых сверстников дается с боем. “Выканье” является своего рода последним бастионом сохранения годами унижаемого человеческого достоинства. По принципу: “Если власть тебя за человека не считает, то пусть хотя бы соседи и сограждане, хотя бы в рамках сложившегося речевого кодекса, хотя бы на словах выказывают тебе хотя бы формальное свое, но уважение”. При этом никому и в голову не приходит, что обращение на “вы” для русской традиции, для русского коллективного сознания является совершенно противоестественным, чуждым и социально враждебным. “Выканье” было насильственно введено вместе с европейским кафтаном в стране, в которой даже к Богу всегда обращались и до сих пор обращаются на “ты”. В стране, в которой доверительность, чувство братства, общинный, вечевой дух народа во все времена являлись базовыми понятиями. Но это уже тема отдельного исследовательского вмешательства.
Несколько проще происходил переход на ты в Испании и Италии. Но и тут не обошлось без крайностей. Например, в Италии до сих пор существует дополнительное осложнение в системе обращений, а именно – специальная форма вежливого обращения (Lei). Выбор между Lei и более общим официальным местоимением был всегда вопросом идеологии и политики. Так в свое время фашистская партия даже запретила использовать это местоимение.
Бурные дискуссии относительно использования той или иной формы местоимения не обошли стороной и страны с более уравновешенным темпераментом. Яблоком раздора в Швеции, например, стало в свое время местоимение ni, которое употребляется при обращении к людям с самым низким социальным статусом. Во второй половине XX века были созданы целые организации, боровшиеся за отмену этого самого ni. Люди “одевались” в лозунги и громко скандировали: “Я не буду говорить ni, и я надеюсь, что вы тоже не будете”. Или “Вы ni по отношению ко мне; я вам – не ni”. На врагов местоимения подавали в суд, клеймили общественным позором, штрафовали. Но история продолжалась, и ni в конце концов пало под натиском общественного осуждения.
Гораздо проще переход на “ты” совершался в немецкоязычном пространстве. Для этого здесь были свои предпосылки. Чтобы понять их, следует немного обратиться к истории, и прежде всего к истории немецких местоимений du/Ihr.
У древних германцев еще в первом тысячелетии существовали два адресатных местоимения: du, которое употреблялось при обращении к одному человеку, и ir (современное ihr), используемое при обращении к двум и более собеседникам. В специальном вежливом обращении в те времена не было особой необходимости.
Со временем, особенно в средние века, появляется необходимость в выработке новых речевых норм и клише. Страна дробится на сотни княжеств и графств. Общество расслаивается. На историческую сцену выходят целые иерархические кланы. Каждый из них стремится обозначить свое место не только в региональном, но и в этикетном смысле. Вырабатываются новые правила церемониальных игр. Формы обращений начинают претерпевать существенные изменения. Геополитическая трагичность общества и отсутствие единого языкового центра, каким в Англии, к примеру, был Лондон, только усиливает неразбериху в использовании этих адресатных местоимений.
В немецком речевом общении параллельно начинают сосуществовать сразу несколько форм вежливого местоименного обращения: Ihr, Er/Sie (третье лицо единственного числа, мужской и женский род), Sie (третье лицо множественного числа). Подобное “изобилие вежливости” отчетливо проявилось особенно в XVII – XVIII веках.
Ситуация становится еще более неоднозначной, когда в борьбу за местоимения вступают представители зарождающейся буржуазии. Новоиспеченные “новые немцы”, не имеющие аристократических корней, но разбогатевшие за счет доморощенного капитализма, сначала заимствовали у аристократии титулы Herr и Frau, а вскоре стали употреблять новое, восходящее к данным титулам обращение в третьем лице единственного числа Er/Sie, которое потеснило в этикетном общении традиционное Ihr.
Однако, несмотря на то, что местоимение Er/Sie изначально претендовало на употребление в качестве максимально вежливой формы, продержаться ему в этой функции удалось недолго. Уже в конце XVII века аристократия начинает употреблять это местоимение для выражения своего пренебрежения и снисхождения, выдвинув в качестве альтернативы уважительное обращение в третьем лице множественного числа – Sie, происходящее от именных обращений типа Ihro Gnaden (Их милости). Форма же Ihr продолжает употребляться как этикетная, занимая промежуточное положение между Sie (3 л. мн. ч.) и Er/Sie (3 л. ед. ч.).
Помимо форм du, Ihr, Er, Sie в XVII – XVIII вв. в ходу были и более сложные обращения типа Hochderselbe, Höchstderselbe, Dieselben, которые не были приняты низшими слоями общества и получили распространение только в эпистолярной традиции высших слоев общества.
Многообразие форм немецких адресатных местоимений того времени наиболее наглядно иллюстрируют пьесы драматургов литературного направления “Буря и натиск” (“Sturm und Drang”). В их произведениях зачастую в одной и той же сцене можно наблюдать неоднократную смену местоименных форм. Решающее значение при выборе того или иного обращения имели социальный статус, межличностные отношения, целевые установки и даже настроения говорящих. Так, в следующем примере из комедии Я. Ленца “Die Buhlschwester” частая смена форм местоименного обращения вызвана, к примеру, негативным отношением слуги к пришедшей служанке приятельницы его хозяина:
Adam: Was wollt Ihr? Was sucht Ihr?
Rahel: Ich bin es, Monsieur Adam! Sehn Sie mich nur an.
Adam: Was? Meint Ihr, daß ich blind bin? Was habt Ihr in unserm Hause verloren?
Rahel: […]Man hört’s Ihm wohl an, daß Er aus dem Dorf kommt.
Adam: Was? Und Sie? Mit Ihren ausstaffierten Knochen! Meint Sie, daß man großen Respekt von Ihr haben soll […] Wo du nicht gleich von hier gehst, so werd ich dir deine bemehlten Haare mit den Wurzeln hinausziehn. […] du Kupplerin […]
Rahel: Was sagt Er da für ein Wort? Was meint Er damit?
Adam: He he! Nicht wahr, Ihr sucht unsern jungen Herren. 1
Интересно, что местоимение третьего лица множественного числа Sie c большим трудом утверждало свои позиции в этикетном речевом общении. В XVIII веке среди ученых-германистов на страницах журнала „Journal des Luxus und der Mode“ развернулась острая полемика по вопросу употребления форм Ihr и Sie. Против распространения обращения Sie выступал, например, Якоб Гримм, называя его “позорным пятном в немецком языке”. Тем не менее, именно это местоимение оказалось наиболее знаковой для немцев формой вежливого обращения. Немцы, которым эта форма пришлась по душе, увидели в местоимении Sie возможность объединения двух качественных характеристик вежливости, присущих формам Ihr и Er: Ihr “омножествляет” адресата, Er устанавливает дистанцию, а Sie позволяло сделать и то, и другое.
Немецкое du после появления многочисленных форм вежливости к началу XVIII столетия несколько отошло на второй план, но, тем не менее, в отличие от английского thou не исчезло полностью? Более того, в этом столетии местоимение du приобрело совершенно новое значение. В немалой степени “повинными” в этом оказались представители “Бури и натиска”, с их культом дружбы и братских отношений. На своих собраниях, в своих беседах, в своей полемике и Гёте, и Шиллер, и Ленц, и Клингер и другие не без удовольствия начали употреблять по отношению друг к другу дружественное du, за которым нередко следовало обращение Bruder (брат). Отныне du стало означать не только низший социальный статус, но и солидарность, доверительность, общность целей и интересов, принадлежность к одному идеологическому и духовному “сообществу”.
Переход на “ты” проходил тогда по следующему сценарию: участники ритуала должны были обняться и, скрестив руки, выпить по глотку из бокалов друг друга. Именно таким образом зародился всем нам с отроческих лет знакомый “брудершафт”. После этого обряда общающиеся становились “братьями” и переходили соответственно на du. “Брудершафт”, таким образом, не только являлся свидетельством политической преданности и дружеской солидарности, но и стал фактором симметричных отношений в обществе.
Надо сказать, что существование подобной традиции в немецкоязычном пространстве не было чем-то уникальным. В XVIII веке в армии императорской Австрии все офицеры одного полка, независимо от звания, также обращались друг к другу на “ты”. Неупотребление фамильярной формы обращения было равнозначно вызову на дуэль.
Так или иначе, но именно эти предпосылки не в последнюю очередь оказали большое влияние на то, что форма du вскоре стала отождествляться с принципами внутренней свободы и равноправия. Импульсом для второго рождения du как элемента демократии явились события 60-х годов прошлого века в Германии, когда в ходе так называемой студенческой революции в стране, сложились предпосылки для массового перехода общества на “ты”. С этого времени студента, который вскоре после начала коммуникации не переходил со своим знакомым на “ты”, могли запросто обвинить в надменности и высокомерии.
Сторонниками новой традиции становились не только студенты, но и преподаватели. Многие профессора и доценты, прежде всего, самые молодые из них, стали “тыкать” своим студентам. Вскоре все это вышло за рамки университетской культуры и стало общественным явлением. Ученые даже констатировали начало постепенного отмирания вежливой формы. Однако преждевременно. К концу века профессора в общении со студентами вернулись к прежнему Sie, молодежь стала более уважительно и не так принципиально, как раньше, относиться к этому местоимению, да и бюрократические формальности не остались в долгу у “выканья”. Сегодня, например, обратившись на “ты” к полицейскому, вы рискуете выложить штраф в размере 2000 евро!
Итак, в немецком языке в настоящее время существуют сразу три адресатных местоимения: du служит для выражения доверительности или солидарности при обращении к одному лицу, ihr – то же самое, но для двух и более лиц, Sie обозначает формальную позицию или дистанцию при обращении к одному или нескольким адресатам.
В целом следует признать, что на сегодняшний день немцы и особенно австрийцы все-таки более демократичны в своих обращениях, чем мы: они употребляют du чаще, чем мы употребляем ты. Члены партий, клубов, союзов, туристы, спортсмены общаются на du, не говоря уже об использовании этого местоимения в немецком Интернете. При этом возрастные различия зачастую играют второстепенную роль. И все-таки сами немцы признают, что четких правил в употреблении этих местоимений нет. Граница между du и Sie очень зыбкая: тот, кто слишком быстро переходит на du, может показаться невежливым, а кто упорно говорит Sie, может произвести впечатление человека консервативного или высокомерного.
В XX веке получили развитие кроме того новые формы обращений. Прежде всего, следует упомянуть так называемый Hamburger Sie (редко также Hamburger Du). Это форма обращения в немецком языке, при которой адресата называют по имени и обращаются при этом к нему на “Вы” (например: „Hans, zeigen Sie bitte mal!“).
Кроме Hamburger Sie известен и так называемый мюнхенский “Ты” (Münchner Du), когда обращаются на “ты” с указанием фамилии („Gruber, mach mal bitte das Fenster zu!“). Помимо этого существует вариант, при котором прибавляется еще Herr oder Frau („Frau Müller, weißt du, wie viel die Tomaten kosten?“
Не осталась в стороне от дальнейшего развития форм обращений и столица немецкого государства. В Берлине нередко встречается форма обращения, получившая название Berliner ER. Подобная форма встречалась и ранее. Она использовалась в XVII – XVIII столетиях и была главным образом связана с обращением представителей знати к менее значимым слоям общества (смотри выше). В настоящее время использование третьего лица единственного числа находит свое отражение лишь в речевой практике берлинского региона. Здесь до сих пор можно стать “жертвой” следующих вопросов: „Hatter denn ooch’n jült’jen Faahohsweis?“ (Есть ли у него действительный проездной билет), или „ Hattse denn die fünf Euro nich’n bisken kleena?“ (Нет ли у нее 5 евро в разменном варианте)‚ – Hatter‘ =‚ есть ли у него‘ и‚ Hattse‘ =‚ есть ли у нее‘.
Также в столичных областях зачастую встречается использование Pluralis Majestatis oder ‚Krankenschwester-Plural‘. Хотя в данном варианте эта форма уже не окрашена как раньше в “пурпурный монархический” цвет первого лица множественного числа: „Na, hamwa nu det richt’je Jesöff jewählt?“ oder „Da warn wa wohl’n bisken fix, wa?“
Такое разнообразие форм, используемых в настоящее время, доказывает более чем что-либо, что человечество до сих пор так и не выработало оптимальной модели обращений при проведении коммуникативного акта. До сих пор мы можем только предполагать, что же стоит за стремлением перехода на “ты” и что обеспечивает в то же время устойчивость вежливых форм. Не на все вопросы пока можно дать утвердительные ответы. Но общую тенденцию нельзя не отметить. Особенно сравнивая русскую и австро-немецкую систему обращений. Если в Германии и Австрии система применения того же “ты” в обращении во многом определяется дефицитом доверительности, то в России существенным фактором для использования “Вы” является дефицит общественного уважения. Достаточно перейти в разговоре с соотечественником на мгновенное “ты”, как ваш собеседник может начать воспринимать вас как трагическую жертву коммуникации. С другой стороны, формальный холод “Выканья” в Европе лишает человека чувства защищенности, тепла и уюта. Именно этим и объясняется желание особенно немецкоязычной молодежи в контакте со сверстниками (да и не только) недолго задерживаться на прономинальных церемониях, а как можно скорее переходить на доверительное “ты”. Именно этим и обеспечивается существование известного коммуникативного барьера в общении представителей русской и немецкоязычных культур. Именно поэтому учет этих национальных особенностей в обращениях так важен для проведения их полноценного диалога.
Вячеслав Нургалиев,
г. Линц, Австрия
