Всегда считала, что в выборе спутника жизни только любви должно быть предоставлено слово, но в последнее время стала задумываться, почему, собственно, в человеческом обществе всегда было принято заключать браки в своей социальной или национально-религиозной среде? Так ли это предосудительно, и все ли можно объяснить одним лишь экономическим фактором?
Брак можно в любом случае рассматривать как компромисс. Это гласный или негласный договор, по которому ты обязуешься делить с другим проблемы, которых у тебя до сих пор не было. Конфликты в семейной жизни, как и в любых других человеческих отношениях, запрограммированы, и тот, кто воображает, будто может их избежать, обрекает себя на неизбежные разочарования, а неравный брак – будь то по возрастному, социальному или национальному признаку – источник дополнительных проблем.
Известно, что социальная среда формирует систему ценностей, круг интересов и позиций, а те, в свою очередь, влияют на прочность связей. Исследователи причин разводов установили, что самыми недолговечными оказываются те браки, которые построены исключительно на основе сексуального притяжения, читай – любви.
На Западе любят рассуждать о загадочной русской душе. Мужчина, ищущий ее в женщине из далекой России, сознательно или бессознательно тешит себя надеждой, что именно эта сказочная принцесса принесет ему ничем не омраченное счастье. Как именно должно оно выглядеть на деле, он представляет себе довольно смутно. Да кто задумывается, что такое счастье, ведь оно – ощущение, или оно есть, или его нет. В то же время «милая» и «нежная», «нетребовательная», «склонная к самопожертвованию» русская принцесса точно так же мечтает о заморском принце. Приплывет он под алыми парусами и увезет ее в страну, где нет ни слез, ни ссор, ни болезней, ни нужды и никаких тебе семейных конфликтов; там-то уж ей никогда больше не придется жертвовать собой, там она будет иметь право потребовать что-то и для себя. И будут они жить счастливо до скончания дней своих…
Сознательно ни один взрослый не признается себе в столь вопиющем незнании жизни, с другой стороны, разве только мы, русские, верим в сказки? Но мы часто верим в них исступленно. Таков один из парадоксов этого мира: казалось бы, тяжелая жизнь должна обогащать опытом, но, несмотря на то, что жили мы тяжело, жизни-то как раз многие из нас и не знали; все наши представления строились на теориях, мало применимых к практике. Да и сама государственная система по-прежнему оставалась сильно похожей на домострой. В России никогда не существовало понятия о том, что кому принадлежит. Земля (вместе с человеческими жизнями) некогда принадлежала царю, потом государству. Мы не знали, сколько мы зарабатываем, сколько стоят вода и электричество, очень мало знали и о том, что на самом деле происходит в мире, за пределами этого нашего дома; реальные представления заменялись в нашем мозгу иллюзиями, в которые мы бежали от этой суровой жизни. Мы набирались опыта из книг, но теория без практики – неважная подмога. Вот такое «приданое» везла русская жена на Запад. Многие из моих подруг частично существовали в придуманных мирах, идентифицируя себя с вымышленными героями; ТбежалиУ в золотой восемнадцатый и блистательный девятнадцатый века, ища укрытия от нищеты советских будней. Прошлый век многим из нас был роднее и ближе современности. Мы существовали как бы параллельно в двух мирах, и это помогало нам выживать духовно. Мечты и фантазии играют существенную роль в нашей душевной жизни, вот только чрезвычайно важно при этом не потерять ощущения границы между мечтой и реальностью.
Загадочная русская душа? Какова она? Может быть, это возвышенная душа подростка, способного на благородные порывы и героические поступки, но в то же время беспомощного в своей все еще почти детской зависимости и одновременном стремлении к автономии…
Для русской женщины дом – ее царство. Как ни старалась советская власть искоренить в ней трепетное отношение к дому, заменив трепетным отношением к идеалам коммунизма, ей это не слишком удавалось. На Западе говорят, русская женщина – это светлый образ пятидесятых: она уже самостоятельна и сама зарабатывает на жизнь, но все еще благоговеет перед мужчиной. Большинство русских женщин, если лишить их возможности заботиться о доме, почувствуют себя так, как если бы их лишили их женской сути. Так называемый «унисекс» (в широком понимании слова) для России все еще неприменим. Честно говоря, лично мне тоже кажутся по меньшей мере неблагоразумными попытки стирания граней между полами – мы не так уж одинаковы, и это не только с биологической точки зрения, как того хотелось бы некоторым. Эмансипация на Западе сильно отличается от эмансипации, которую русская женщина получила в подарок от Октябрьской революции. Уравняв нас в правах, революция не подняла женские права до уровня мужских, а скорее уронила мужские.
Женщина стонала под тяжестью двойных и тройных нагрузок, но это приносило ей не только усталость – в этом заключалась своего рода реальная, хотя и довольно ТсубтильнаяУ власть: она утверждалась в роли «могущественной матери», в то время как мужчина постепенно деградировал до роли ребенка. Зарабатывал он вряд ли больше женщины, и из домашнего правления вытеснялся женой (или устранял себя сам). Домашняя работа, уход за детьми и за мужем, при всех негативных сторонах, доказывают русской женщине ее незаменимость, в то время как европейка в этой роли чувствует себя ТиспользованнойУ. В то же время русский мужчина не испытывает того внутреннего страха перед «властью женщины», какой испытывает его европейский собрат. Он ей, этой власти, доверяет, кроме того, разделить власть – означает разделить и ответственность. Русской женщине не пришлось бороться за свою эмансипацию, она получила ее «в подарок», и, честно говоря, не в том виде, в каком хотелось бы, поэтому и русский мужчина не развил в себе тех страхов, которые вызывает у сильного пола воинственная эмансипация на Западе. Советская действительность сделала жену держательницей семейной кассы, да и какому мужчине при ужасающей скудности этой кассы по силам чудеса, на которые способна только женщина!
Одна моя венская знакомая очень обрадовалась, когда ее австрийский друг, с которым они давно жили вместе, сделал ей предложение. Когда уже был назначен день свадьбы, ей вздумалось на всякий случай спросить: а деньги у нас будут общие, как это принято у нас, или у каждого свои – как это принято у вас? Друг ответил: конечно, у каждого свои. Свадьба не состоялась. По убеждению моей русской подруги, в семье все должно быть общим, иначе это не семья, а общежитие.
Другая, выходя замуж за очень состоятельного австрийца, по его желанию вынуждена была подписать брачный договор, по которому в случае развода она отказывалась от всяких материальных претензий. Муж любил ее и хорошо о ней заботился, но женщине так и не удалось преодолеть обиду: «Да что я, болонка какая? Я ведь замуж выходилаЙ» Через год она ушла от него, пошла работать официанткой и вскоре вовсе уехала домой, несмотря на все уговоры мужа. Конечно, в наше время, когда разводы разлучают чаще, чем смерть, брачные договоры, может быть, и имеют свой смысл, но, защищая материальные интересы более состоятельного из супругов, они разрушают эмоциональную основу семьи.
Материнское начало очень сильно в русской женщине. Когда с тобой обращаются, как с несовершеннолетним, рано или поздно это действует на нервы. Однако не каждый ли мужчина бессознательно ищет в женщине мать? Как и женщина ищет в муже отца, защитника. Зигмунд Фрейд заметил: брак только тогда можно назвать счастливым, когда муж ощущает материнскую заботу жены. Сам Фрейд обладал отцовским характером, именуя его «отцовским комплексом»: забота о семье была для него психологической потребностью.
Однако, как говорил Георг Лихтенберг, когда книга сталкивается с головою и при этом раздается пустой звук, разве всегда виновата книга? Часто в ответ на материнскую заботу жены ТвзрослыйУ муж и правда превращается в младенца. Одна из моих московских подруг решилась на развод, а была она как раз такой добросовестной, «материнской» женой. Ее решение потрясло мужа: «Почему? Ведь мы так хорошо жили!» «Мне надоело быть твоей мамой!» – в ответ сорвалась она на истерику. Муж, человек в принципе неглупый, поразмыслив, обескуражил ее ответом: «Знаешь, ты сама виновата, ты посадила меня себе на голову, а я что, я сел и ножки свесил!» Но почему Фрейд не «свесил ножки», почему, несмотря на заботливый материнский характер своей Марты, он до конца оставался заботливым отцом и любящим супругом?
В России всегда в тяжелый (для семьи или страны) час женщина брала на себя ответственность. Вспомним изнеженных княжон и графинечек, декабристских жен, оставивших свои уютные родовые гнезда и последовавших за мужьями в Сибирь. Или возьмите совсем недалекий 1970 год: я была свидетельницей, как московские метростроевки бойкотировали новый закон, запрещавший использование женского труда на подземных работах. Не потому, что им очень нравилось проводить жизнь под землей, просто там они хорошо зарабатывали, и их семьи нуждались в этих деньгах. Загадочная русская душа? Трудно объяснимый героизм русского женского характера? Но вот вам ответ: русская жена – мать, а не рабыня.
Русского человека трудно убедить в том, что деньги следует держать в банке, он считает, их следует тратить. На радости жизни. Русская жена готова разделить с мужем бедность, Сибирь и каторгу, но она непременно бросит его, если он не разделит с нею своего богатства. Скупость в ее глазах символизирует импотенцию.
Многие русские до сих пор живут в какой-то степени в прошлом веке. Русская женщина не может не испытывать чувства неловкости, если ей приходится платить в ресторане или в кафе; ей трудно отделаться от ощущения, что она тем самым «кастрирует» мужчину. При советской власти все мы были бедны – и мужчины, и женщины, поэтому нельзя было рассчитывать, чтобы «кавалер» во всех случаях платил за «даму». Но я бы сгорела со стыда, если бы мне пришлось открыто, на глазах у всех заплатить за своего спутника; в таких случаях я незаметно совала ему мой кошелек.
Почти все известные мне браки русских женщин с иностранцами рано или поздно приходят в упадок. Трудно сказать, по чьей вине, чаще всего разочарования постигают обоих. Хотя следует заметить, что большинство мужчин, ищущих жен за пределами Европы, относятся все же к так называемому типу «мачо». Это те, кто желал бы жену старого образца: она должна заботиться о доме, о семье, быть невзыскательной и нетребовательной, всегда оставаться веселой и расположенной к любви и при этом зарабатывать деньги и иметь социальный успех, то есть заключать в себе также и качества «настоящей» европейки. Русская же, которая «лучше филиппинки тем, что она белая», желает мужа, прежде всего, европейского образца: он должен быть великодушным, заботливым, уважать женщину, быть защитником в семье, ну и, конечно, преуспевать профессионально. Россия, таща на себе кандалы азиатского быта, взглядом и помыслами всегда была устремлена на Запад, поэтому в данном случае расхождение между реальностью и мечтой видно особенно ярко.
– Вот вы жалуетесь на ненависть австрийцев к иностранцам, – говорила одна знакомая австрийка, часто бывающая в России и любящая эту страну. – А разве вы нас любите? Казалось бы, вы от Франции без ума, а как русские, живущие в Париже, перемывают косточки бедным французам!
Насчет «перемывания косточек», боюсь, она права, а вот насчет ненависти? Не ненависть это, а скорее чувство обманутой любви и обиды. Кто из русских на родине не тосковал по родине? То есть тосковал по какой-то выдуманной, идеальной стране, и, уезжая на Запад, бессознательно ожидал обрести эту страну там. Мы идеализировали Запад, идеализировали его даже те из нас, кто открыто его ругал.
Запад был для нас своего рода землей обетованной. «Там у них» все было лучше, и не только потому, что в магазинах все есть. Иллюзии рисовали страну, где должны царить другие, более справедливые отношения. Когда мы с мужем после западноукраинского бездорожья въехали в Венгрию и машина покатила по накатанному, как гладильная доска, шоссе, а мимо побежали аккуратные, чистенькие домики, я поймала себя на мысли: «Неужели и здесь люди болеют, плачут, страдают, обижаются, ссорятся, ненавидят и даже умирают?» Тем не менее, это так, и люди эти совсем не помышляют о том, чтобы выплачивать кому-то долги, которых лично они не делали. Конечно, мы не так наивны, чтобы сознательно ожидать ответа на свою невысказанную любовь, но… как хотелось бы, чтобы это было так. Неисполненные ожидания причиняют боль, как бы ты ни понимал всего умом. С точки зрения психоанализа, страна, в которой ты живешь, так или иначе, в твоих ощущениях берет на себя функции родителей, активизируя соответствующие ожидания. И когда тебе приходится вдруг осознать, что ты здесь не очень желанный гость, разочарование твое велико. Как справишься ты с ним, зависит от уровня личной культуры, от воспитания, взглядов и просто от свойств характера.
Диана Видра
Брак можно в любом случае рассматривать как компромисс. Это гласный или негласный договор, по которому ты обязуешься делить с другим проблемы, которых у тебя до сих пор не было. Конфликты в семейной жизни, как и в любых других человеческих отношениях, запрограммированы, и тот, кто воображает, будто может их избежать, обрекает себя на неизбежные разочарования, а неравный брак – будь то по возрастному, социальному или национальному признаку – источник дополнительных проблем.
Известно, что социальная среда формирует систему ценностей, круг интересов и позиций, а те, в свою очередь, влияют на прочность связей. Исследователи причин разводов установили, что самыми недолговечными оказываются те браки, которые построены исключительно на основе сексуального притяжения, читай – любви.
На Западе любят рассуждать о загадочной русской душе. Мужчина, ищущий ее в женщине из далекой России, сознательно или бессознательно тешит себя надеждой, что именно эта сказочная принцесса принесет ему ничем не омраченное счастье. Как именно должно оно выглядеть на деле, он представляет себе довольно смутно. Да кто задумывается, что такое счастье, ведь оно – ощущение, или оно есть, или его нет. В то же время «милая» и «нежная», «нетребовательная», «склонная к самопожертвованию» русская принцесса точно так же мечтает о заморском принце. Приплывет он под алыми парусами и увезет ее в страну, где нет ни слез, ни ссор, ни болезней, ни нужды и никаких тебе семейных конфликтов; там-то уж ей никогда больше не придется жертвовать собой, там она будет иметь право потребовать что-то и для себя. И будут они жить счастливо до скончания дней своих…
Сознательно ни один взрослый не признается себе в столь вопиющем незнании жизни, с другой стороны, разве только мы, русские, верим в сказки? Но мы часто верим в них исступленно. Таков один из парадоксов этого мира: казалось бы, тяжелая жизнь должна обогащать опытом, но, несмотря на то, что жили мы тяжело, жизни-то как раз многие из нас и не знали; все наши представления строились на теориях, мало применимых к практике. Да и сама государственная система по-прежнему оставалась сильно похожей на домострой. В России никогда не существовало понятия о том, что кому принадлежит. Земля (вместе с человеческими жизнями) некогда принадлежала царю, потом государству. Мы не знали, сколько мы зарабатываем, сколько стоят вода и электричество, очень мало знали и о том, что на самом деле происходит в мире, за пределами этого нашего дома; реальные представления заменялись в нашем мозгу иллюзиями, в которые мы бежали от этой суровой жизни. Мы набирались опыта из книг, но теория без практики – неважная подмога. Вот такое «приданое» везла русская жена на Запад. Многие из моих подруг частично существовали в придуманных мирах, идентифицируя себя с вымышленными героями; ТбежалиУ в золотой восемнадцатый и блистательный девятнадцатый века, ища укрытия от нищеты советских будней. Прошлый век многим из нас был роднее и ближе современности. Мы существовали как бы параллельно в двух мирах, и это помогало нам выживать духовно. Мечты и фантазии играют существенную роль в нашей душевной жизни, вот только чрезвычайно важно при этом не потерять ощущения границы между мечтой и реальностью.
Загадочная русская душа? Какова она? Может быть, это возвышенная душа подростка, способного на благородные порывы и героические поступки, но в то же время беспомощного в своей все еще почти детской зависимости и одновременном стремлении к автономии…
Для русской женщины дом – ее царство. Как ни старалась советская власть искоренить в ней трепетное отношение к дому, заменив трепетным отношением к идеалам коммунизма, ей это не слишком удавалось. На Западе говорят, русская женщина – это светлый образ пятидесятых: она уже самостоятельна и сама зарабатывает на жизнь, но все еще благоговеет перед мужчиной. Большинство русских женщин, если лишить их возможности заботиться о доме, почувствуют себя так, как если бы их лишили их женской сути. Так называемый «унисекс» (в широком понимании слова) для России все еще неприменим. Честно говоря, лично мне тоже кажутся по меньшей мере неблагоразумными попытки стирания граней между полами – мы не так уж одинаковы, и это не только с биологической точки зрения, как того хотелось бы некоторым. Эмансипация на Западе сильно отличается от эмансипации, которую русская женщина получила в подарок от Октябрьской революции. Уравняв нас в правах, революция не подняла женские права до уровня мужских, а скорее уронила мужские.
Женщина стонала под тяжестью двойных и тройных нагрузок, но это приносило ей не только усталость – в этом заключалась своего рода реальная, хотя и довольно ТсубтильнаяУ власть: она утверждалась в роли «могущественной матери», в то время как мужчина постепенно деградировал до роли ребенка. Зарабатывал он вряд ли больше женщины, и из домашнего правления вытеснялся женой (или устранял себя сам). Домашняя работа, уход за детьми и за мужем, при всех негативных сторонах, доказывают русской женщине ее незаменимость, в то время как европейка в этой роли чувствует себя ТиспользованнойУ. В то же время русский мужчина не испытывает того внутреннего страха перед «властью женщины», какой испытывает его европейский собрат. Он ей, этой власти, доверяет, кроме того, разделить власть – означает разделить и ответственность. Русской женщине не пришлось бороться за свою эмансипацию, она получила ее «в подарок», и, честно говоря, не в том виде, в каком хотелось бы, поэтому и русский мужчина не развил в себе тех страхов, которые вызывает у сильного пола воинственная эмансипация на Западе. Советская действительность сделала жену держательницей семейной кассы, да и какому мужчине при ужасающей скудности этой кассы по силам чудеса, на которые способна только женщина!
Одна моя венская знакомая очень обрадовалась, когда ее австрийский друг, с которым они давно жили вместе, сделал ей предложение. Когда уже был назначен день свадьбы, ей вздумалось на всякий случай спросить: а деньги у нас будут общие, как это принято у нас, или у каждого свои – как это принято у вас? Друг ответил: конечно, у каждого свои. Свадьба не состоялась. По убеждению моей русской подруги, в семье все должно быть общим, иначе это не семья, а общежитие.
Другая, выходя замуж за очень состоятельного австрийца, по его желанию вынуждена была подписать брачный договор, по которому в случае развода она отказывалась от всяких материальных претензий. Муж любил ее и хорошо о ней заботился, но женщине так и не удалось преодолеть обиду: «Да что я, болонка какая? Я ведь замуж выходилаЙ» Через год она ушла от него, пошла работать официанткой и вскоре вовсе уехала домой, несмотря на все уговоры мужа. Конечно, в наше время, когда разводы разлучают чаще, чем смерть, брачные договоры, может быть, и имеют свой смысл, но, защищая материальные интересы более состоятельного из супругов, они разрушают эмоциональную основу семьи.
Материнское начало очень сильно в русской женщине. Когда с тобой обращаются, как с несовершеннолетним, рано или поздно это действует на нервы. Однако не каждый ли мужчина бессознательно ищет в женщине мать? Как и женщина ищет в муже отца, защитника. Зигмунд Фрейд заметил: брак только тогда можно назвать счастливым, когда муж ощущает материнскую заботу жены. Сам Фрейд обладал отцовским характером, именуя его «отцовским комплексом»: забота о семье была для него психологической потребностью.
Однако, как говорил Георг Лихтенберг, когда книга сталкивается с головою и при этом раздается пустой звук, разве всегда виновата книга? Часто в ответ на материнскую заботу жены ТвзрослыйУ муж и правда превращается в младенца. Одна из моих московских подруг решилась на развод, а была она как раз такой добросовестной, «материнской» женой. Ее решение потрясло мужа: «Почему? Ведь мы так хорошо жили!» «Мне надоело быть твоей мамой!» – в ответ сорвалась она на истерику. Муж, человек в принципе неглупый, поразмыслив, обескуражил ее ответом: «Знаешь, ты сама виновата, ты посадила меня себе на голову, а я что, я сел и ножки свесил!» Но почему Фрейд не «свесил ножки», почему, несмотря на заботливый материнский характер своей Марты, он до конца оставался заботливым отцом и любящим супругом?
В России всегда в тяжелый (для семьи или страны) час женщина брала на себя ответственность. Вспомним изнеженных княжон и графинечек, декабристских жен, оставивших свои уютные родовые гнезда и последовавших за мужьями в Сибирь. Или возьмите совсем недалекий 1970 год: я была свидетельницей, как московские метростроевки бойкотировали новый закон, запрещавший использование женского труда на подземных работах. Не потому, что им очень нравилось проводить жизнь под землей, просто там они хорошо зарабатывали, и их семьи нуждались в этих деньгах. Загадочная русская душа? Трудно объяснимый героизм русского женского характера? Но вот вам ответ: русская жена – мать, а не рабыня.
Русского человека трудно убедить в том, что деньги следует держать в банке, он считает, их следует тратить. На радости жизни. Русская жена готова разделить с мужем бедность, Сибирь и каторгу, но она непременно бросит его, если он не разделит с нею своего богатства. Скупость в ее глазах символизирует импотенцию.
Многие русские до сих пор живут в какой-то степени в прошлом веке. Русская женщина не может не испытывать чувства неловкости, если ей приходится платить в ресторане или в кафе; ей трудно отделаться от ощущения, что она тем самым «кастрирует» мужчину. При советской власти все мы были бедны – и мужчины, и женщины, поэтому нельзя было рассчитывать, чтобы «кавалер» во всех случаях платил за «даму». Но я бы сгорела со стыда, если бы мне пришлось открыто, на глазах у всех заплатить за своего спутника; в таких случаях я незаметно совала ему мой кошелек.
Почти все известные мне браки русских женщин с иностранцами рано или поздно приходят в упадок. Трудно сказать, по чьей вине, чаще всего разочарования постигают обоих. Хотя следует заметить, что большинство мужчин, ищущих жен за пределами Европы, относятся все же к так называемому типу «мачо». Это те, кто желал бы жену старого образца: она должна заботиться о доме, о семье, быть невзыскательной и нетребовательной, всегда оставаться веселой и расположенной к любви и при этом зарабатывать деньги и иметь социальный успех, то есть заключать в себе также и качества «настоящей» европейки. Русская же, которая «лучше филиппинки тем, что она белая», желает мужа, прежде всего, европейского образца: он должен быть великодушным, заботливым, уважать женщину, быть защитником в семье, ну и, конечно, преуспевать профессионально. Россия, таща на себе кандалы азиатского быта, взглядом и помыслами всегда была устремлена на Запад, поэтому в данном случае расхождение между реальностью и мечтой видно особенно ярко.
– Вот вы жалуетесь на ненависть австрийцев к иностранцам, – говорила одна знакомая австрийка, часто бывающая в России и любящая эту страну. – А разве вы нас любите? Казалось бы, вы от Франции без ума, а как русские, живущие в Париже, перемывают косточки бедным французам!
Насчет «перемывания косточек», боюсь, она права, а вот насчет ненависти? Не ненависть это, а скорее чувство обманутой любви и обиды. Кто из русских на родине не тосковал по родине? То есть тосковал по какой-то выдуманной, идеальной стране, и, уезжая на Запад, бессознательно ожидал обрести эту страну там. Мы идеализировали Запад, идеализировали его даже те из нас, кто открыто его ругал.
Запад был для нас своего рода землей обетованной. «Там у них» все было лучше, и не только потому, что в магазинах все есть. Иллюзии рисовали страну, где должны царить другие, более справедливые отношения. Когда мы с мужем после западноукраинского бездорожья въехали в Венгрию и машина покатила по накатанному, как гладильная доска, шоссе, а мимо побежали аккуратные, чистенькие домики, я поймала себя на мысли: «Неужели и здесь люди болеют, плачут, страдают, обижаются, ссорятся, ненавидят и даже умирают?» Тем не менее, это так, и люди эти совсем не помышляют о том, чтобы выплачивать кому-то долги, которых лично они не делали. Конечно, мы не так наивны, чтобы сознательно ожидать ответа на свою невысказанную любовь, но… как хотелось бы, чтобы это было так. Неисполненные ожидания причиняют боль, как бы ты ни понимал всего умом. С точки зрения психоанализа, страна, в которой ты живешь, так или иначе, в твоих ощущениях берет на себя функции родителей, активизируя соответствующие ожидания. И когда тебе приходится вдруг осознать, что ты здесь не очень желанный гость, разочарование твое велико. Как справишься ты с ним, зависит от уровня личной культуры, от воспитания, взглядов и просто от свойств характера.
Диана Видра