«Внешне я спокойна и соблюдаю приличия. А внутри теплится некая сумасшедшинка…»
– Как ты относишься к Вене?
– Есть такая пословица: «Где родился – там и пригодился». Однако я думаю, что пожить в других странах, соприкоснуться с иными традициями – это возможность расширить свой кругозор.
Жить в Вене – это значит быть постоянно причастным к истории и культуре. Можно даже ничего не предпринимать, но культура будет влиять на вас. Когда я писала эссе о Вене «Зеркала античной столицы», то у меня возникли такие образы: «Вена подчиняет, и, если ей не противиться, подчинение этому городу значит – стать куполом или хотя бы фризом, перевоплотиться в скрипичный ключ или хотя бы бемоль.» Австрия – это место, приближенное, на мой взгляд, к идеальному. Архитектор мира обделил этот край, пожалуй, только морем. Чего, возможно, еще недостает австрийской столице – так это энергичного ритма и страсти. Хотя кто-то найдет в этом еще одно достоинство города.
– Ты уже жила раньше за границей?
– Судьба распорядилась так, что до Вены я довольно долго жила в Праге. Очень люблю этот город и не могу по нему нагуляться, все время встречаю что-то новое. Мои впечатления об этом месте вылились в сюрреалистическое эссе «Бермудский треугольник акварельных улиц». Пражская архитектура в моем восприятии – это бескрайняя текучесть, она будто растворяется в моросящем дожде, и нет ей ни начала, ни конца.
– А что Вена, австрийцы?
– Каждая смена места жительства, даже квартиры в одном городе, подразумевает новый жизненный этап. А с переездом в другую страну все словно переворачивается. Переезд – как быстрое средство самосовершенствования. Новая страна способствует внутренним переменам, личностному росту, новому опыту. Австрийцам, по моим наблюдениям, в большинстве своем свойственны интеллигентность и такт – причем даже людям самых простых профессий. И здесь не кричат на детей. У родителей хватает терпения выдержать капризы ребенка, терпеливо ему объясняя, как нужно себя вести. Постоянно учусь у австрийцев.
– Почему Вена?
– Человеку свойственно любить свою родину, и я не исключение. Никогда не строила планов покинуть Минск – мой родной город. Хотя в свое время, зачитываясь книгами о путешествиях, мечтала о новых землях, о чем в юности, вероятно, мечтают все. И в какой-то момент в моей жизни, как в кино, что-то пошло «не так»… Или наоборот? Пошло именно так, как надо.
Как понять логику событий? Почему я здесь? Когда мне было 16 лет, я была проездом в Вене. Шпиль готического собора, подсвеченный луной и звездами, вызвал тогда ощущения такой силы, как если бы я увидела НЛО. Есть нечто сюрреалистичное в том, что готическое видение юности стало реальностью и повседневностью.
– А чем ты занималась в Минске?
– В Минске я изучала международное право, окончила юридический факультет.
– И в Вене тоже работаешь в этой области?
– Совсем даже нет. Я всегда любила рисовать. Когда я оказалась в Вене, жизнь развернула меня от юриспруденции к истории искусств. Я закончила факультет искусствоведения в Венском университете – именно в том месте, где искусство повсюду, на каждом шагу.
– Сложно ли было учиться на иностранном языке?
– Может, и нелегко, но главное – безумно интересно. Образовательная система в Австрии существенно отличается от белорусской. Студент сам контролирует учебный процесс и проявляет инициативу. Более того, здесь нет поблажек. Если недоучил, то оценку за красивые глаза никто не поставит. Венский университет – это еще и школа самоорганизации, дисциплины, силы воли. Преподавательским составом я восхищалась, бережно храню лекционный материал и порой к нему возвращаюсь.
– Ты много путешествуешь?
– Австрия – это идеальная отправная точка для путешествий по Европе, по землям, хранящим наследие Римской империи. Это потрясающе: несколько часов на машине или ночь в поезде – и ты уже гуляешь по Венеции, плывешь на вапоретто среди роскошеств, где «один прекрасный вид сменяет другой – еще более прекрасный», это я цитирую «Набережную неисцелимых» Бродского. Бавария, Богемия – можно сказать, за углом. Да и сама Австрия – это книга для бесконечного чтения: потрясающая природа, богатейшая культура.
– Я знаю, что ты описываешь свои впечатления от поездок.
– Переполняющие меня эмоции выливаются в дорожные заметки. Я сочетаю мои собственные наблюдения с исторической и культурной информацией. Некоторые мои рассказы перенасыщены образами – особенно их много в эссе о Вене и Праге. Но что же делать, если это места сложные, многослойные и даже капризные – с простым лексиконом к ним подходить даже неприлично.
– А с какими людьми ты предпочитаешь общаться?
– Я порой ловлю себя на том, что живу фантазиями и представлениями, отстраняясь от реальных новостей и событий. Мне нравятся люди, которые не совсем стали взрослыми, могут пошутить и подурачиться. И замечательно, когда человек как-то связан с творчеством – профессионально или через хобби. Или, по крайней мере, любит искусство. Это совсем другие личности, иной душевной организации. Хотя я очень уважаю людей, которые делают что-то реальное, создают фундамент, трудоголиков. Всем в той или иной степени нужно «хлеба и зрелищ». Хотя хлеб и зрелища можно порой объединить. Такой подход у меня и к еде – мне нравится не только вкусно приготовить, но и красиво подать.
– Ты сказала, что всегда любила рисовать. А сейчас в Вене?
– «Рисование – это потребность организма», – так говорил мой учитель живописи. Вероятно, как и музицирование или танец. Я училась в школе с музыкальным уклоном, но игра на фортепиано потребностью организма для меня не стала – в отличие от рисования. Пианино я открываю иногда, а вот стоит мне взять карандаш, кисточку – и все окружающее перестает существовать. Погружаешься в одно дело, концентрация во время рисования колоссальная. Важно сесть и начать, а не терзаться ожиданием Музы. Эта дама приходит во время работы.
Сейчас мне нравится рисовать что-то быстрое. Хотя когда-то я могла трудиться над картиной не один месяц. Сколько существует детально прорисованных, мастерски выполненных пейзажей, но, увы, мало трогающих современного зрителя. В музеях они нередко висят в несколько рядов, как например, в венском Бельведере на верхних этажах. Тщательно их рассмотреть чаще всего не получается. Зритель просто бросает взгляд на картину, над которой художник кропотливо трудился месяцы, а то и годы.
В конце XIX – начале XX века будто произошел сдвиг во времени, и на него отреагировали мастера модерна. Они проходили в живописи этапы от кропотливой детализации до крупных мазков. Можно, например, вспомнить хотя бы работы Густава Климта или Пабло Пикассо раннего и позднего периода. Детально выписанные, реалистичные, требующие много времени картины сменялись на почти этюдные, быстрые, фантазийные.
Стрелки часов словно начали двигаться быстрее. Художники, осознавая это, вероятно, торопились выразить свой талант. Да и появилась фотография, вследствие чего точное отображение действительности красками было уже ни к чему. Наметилась тенденция, когда художник начал выходить за рамки кропотливого мастера. Кому-то это нравится, кому-то нет. Если Малевич в 1915 году обозначил начало новой эпохи черным квадратом, то этот символ, на мой взгляд, уже устарел. Нужен новый знак – скорости. Мое воображение рисует белую спираль, уходящую в черную бесконечность. Общая тенденция такова, я имею в виду не только рисование, – долго работать над одним «проектом» – уже не для современного человека. Мир продолжает ускоряться. Уже через каких-то пять-десять лет, возможно, нас ожидает нечто удивительное и сейчас непостижимое.
– А что ты пишешь? Копии с великих картин?
– Когда-то в обязательную программу художественного образования входило копирование высоких образцов прошлого, особенно эпохи Возрождения. Сейчас также сохраняется такой метод, но произошли и огромные изменения. Самое важное в картине – это даже не мастерство, а исходящая от полотна энергия.
Я никогда не могла копировать, это кажется мне скучным. От такого рисования не испытываешь вдохновения, внутреннего подъема. То есть не получаешь тех эмоций, ради которых, собственно, творчество и существует. И если берешься что-то повторять, то нужно сделать, по крайней мере, не хуже оригинала. Или не стоит браться, чтобы не огорчать себя и не разочаровывать других. Такое же отношение у меня и к музыкальным ремиксам – очень редко бывает что-то достойное. Я как-то была в музее Альбрехта Дюрера в Нюрнберге. Одна комната там отведена копиям автопортрета Дюрера. Если не видеть оригинала, то эти работы имели бы право на существование. Но в сравнении с автопортретом мастера… Просто не хочется никого обижать…
Меня потрясли картины Ван Гога в посвященном ему музее в Амстердаме. От оригиналов исходило нечто такое… Да и сами изображения намного мощнее, чем на фото. Я веду свой блог о кино, и когда писала рецензию на фильм о Ван Гоге «На пороге вечности» (эта рецензия, к слову, была и моей курсовой работой по предмету «кино»), то вспомнила такой эпизод из моей жизни: однажды случилось так, что я рисовала копию подсолнухов Ван Гога на белой стене дома. Несмотря на довольно простой рисунок, исполнение оказалось очень трудной задачей. Причем трудной не технически, а эмоционально. На меня нашло мрачное настроение, я просыпалась ночью и очень хотела поскорее закончить свою работу, превратившуюся в настоящую пытку. Похоже, что мятежный дух Ван Гога в какой-то мере передался и мне. Так что с копированием нужно быть осторожным и по этой причине.
Другое дело – иконопись. В этом стремительном темпе убегающего мира у меня есть мой личный уголок покоя. Я сейчас начну себе противоречить. Вот я говорила о скорости, а сейчас – о медленно текущем времени. Я утверждала, что не могу копировать – и копирую. Иконопись – это спокойная работа, сродни медитации. Ты знаешь, что должно получиться в финале, поэтому не терзаешься поиском композиции, цвета и прочего. А копирование святого образа – это прикосновение к тому свету, который он несет. Конечно, нужно знать технологию процесса и много чего другого. Но если постигнуть тайны иконописи, то работа превращается в настоящее удовольствие.
– Вика! Ты меня удивляешь своей многогранностью!
– Вокруг столько интересного и столько возможностей, что в голове порой возникает хаос – не знаешь, за что взяться. Приходится разбрасываться: хочется рисовать акварели, писать иконы и картины маслом, сочинять рассказы и путешествовать… (про быт и семейные обязанности я молчу).
Очень люблю кино. Начала сама снимать маленькие фильмы – в основном об Австрии. Даже рискнула бы пойти на кинорежиссера… Думаете, что шучу? Возможно, так на меня действует Вена. Я на нее в чем-то похожа. Внешне спокойна и соблюдаю приличия. А внутри теплится некая сумасшедшинка…
Беседовала Ирина Мучкина
Февраль 2022 г.
