Бабушка нынешнего правителя княжества Лихтенштейн, Нора Кински (1888–1923), с детства бредила Россией. Но ребенком она вряд ли могла себе представить, при каких именно обстоятельствах она совершит свое путешествие по этой стране.
Графиня Норбертина (Нора) Кински фон Вхинитц и Теттау родилась в 1888 году в Вене. Она была шестым по счету ребенком графа Зденко Кински и его супруги Георгины.
Детство Нора провела в поместье родителей – в замке Карлова Коруна в Богемии, которая была тогда частью Австро-Венгрии.
Род Кински – очень старинный и многочисленный. Сказать «я графиня/ граф Кински» было недостаточно. Приходилось уточнять, из какой именно ветви Кински ты происходишь, в этом случае – «Кински фон Вхинитц и Теттау из Хлумеца». Были как графская, так и княжеская ветви фамилии Кински.
В отцовской линии было много знаменитых конезаводчиков, славившихся на всю Европу. А в 1883 году граф Карл Кински, кузен Норы, поверг в шок и изумление всю Британию, победив на скачках, – впервые в истории знаменитого Ливерпульского стипль-чеза (англ. steeplechase – скачки с препятствиями) главный приз взял иностранец, причем и лошадь была от иностранных заводчиков! Вскоре Кински организовали у себя в окрестностях Пардубицкий стипль-чез, который до сегодняшних дней является таким же престижным, как и Ливерпульский. Существует даже выведенная Кински порода верховых лошадей, названная их именем. Излишне говорить, что все дети в семье Кински были искусными наездниками. В умении держаться в седле им не было равных в округе.
Еще в детстве в Норе обнаружился необычайный талант к изучению языков. К тому же она была ими повсеместно окружена. Французский был языком общения в Европе, немецкий – официальным языком Австро-Венгрии, венгерский был родным языком матери Норы, чешский язык все богемские аристократы знали с пеленок от своих кормилиц и нянек, на английском следовало разговаривать с «мисс», на итальянском – с тетей, итальянской графиней. А русский язык она начала изучать самостоятельно по книгам.
Очень рано в характере Норы стали проявляться упрямство и независимость. Гувернантки не могли с ней справиться. Стандартная для дочерей аристократов программа образования того времени ее не устраивала. Деятельная натура Норы Кински требовала большего. Родители срочно подыскали для нее новое поле деятельности – с 14 лет она была секретарем своего отца, вела его дела, давала уроки иностранных языков и занималась воспитанием доверенных ей трех младших сестер и брата.
«Ах, как бы я хотела быть казаком и скакать по диким степям России…»
Нора с детства бредила этой страной. Она зачитывала до дыр серию книг «Генерал Дуракин», написанную Софьей де Сегюр, урожденной графиней Ростопчиной, о приключениях русского генерала в России с подробным описанием быта и традиций. Эти книги были чрезвычайно популярны в Европе.
Кумиром Норы была ее родственница – знаменитая Берта фон Зутнер (в девичестве графиня Кински), деятель международного пацифистского движения и первая женщина-лауреат Нобелевской премии мира. Своим независимым и деятельным характером Нора очень походила на тетю Берту, а ее нашумевшую книгу «Долой оружие!» она знала наизусть.
Нора росла в атмосфере достатка, любви и свободы. Казалось, ничто не может нарушить эту идиллию. Никто и не подозревал, что на европейском горизонте сгущаются тучи.
В 1914 году грянула Первая мировая война – «праматерь» всех катастроф XX-го века. Нора, еще до войны окончившая курсы сестер милосердия, на средства, выделенные отцом, основала лазарет на 110 коек для реабилитации раненых. С началом войны многие молодые аристократки, в том числе и сестры Норы, пошли работать сестрами милосердия.
Многие считали, что война долго не продлится. Но прошел первый год, второй, начался третий, а войне все не было конца и края. Люди гибли миллионами на фронтах, количество пленных достигло невиданных историей размеров. Россия взяла два миллиона пленных немцев и австрийцев, а они всё прибывали и прибывали. Один только прорыв Брусилова принес полмиллиона новых пленных. Захваченные перевозились вглубь России, так как их пребывание в европейской части страны считалось опасным. Россия, сама находясь в катастрофическом положении, была не в состоянии обеспечивать неприятельских пленных всем необходимым. В лагерях царили эпидемии, антисанитария, голод. Ради справедливости стоит заметить, что русские пленные по другую строну фронта были в аналогичной ситуации.
«Сестра Нора»
Слухи о катастрофическом состоянии захваченных достигли Европы. По инициативе царского правительства в Россию были приглашены делегации немецкого и австрийского Красного Креста, задачей которых было инспектировать ситуацию в лагерях и следить за соблюдением Гаагской конвенции по обращению с пленными. (Наверное, многие с грустью подумают, что в следующей войне на все эти конвенции обе стороны плевать хотели!)
В 1916 году 27-летняя Нора добровольно отправилась в Россию в составе австрийской делегации Красного Креста. Кроме нее поехали врачи, другие сестры милосердия (среди них и аристократки) и представители благотворительных организаций. Ее опыт работы с ранеными и тот факт, что она владела практически всеми языками Австро-Венгрии, делали ее незаменимым членом делегации.
Нора приехала в страну ее детских грез летом 1916 года. Петербург (уже переименованный в Петроград) с его белыми ночами и широкими проспектами просто очаровал ее. Она посетила службу в Казанском соборе, погуляла по набережной Невы. Австрийская делегация Красного Креста была приглашена на аудиенцию к императрице в Царское Село. «Мы пили чай и разговаривали по-немецки. Императрица и ее старшая дочь Великая Княжна Ольга были одеты в форму сестер милосердия. Ее Величество была очень милостива и дружелюбна, но выглядела настолько печальной, что нам всем это бросилось в глаза».
За два года пребывания в России Нора Кински в составе делегации посетила 16 лагерей военнопленных и 15 трудовых лагерей. География ее поездок впечатляет – Дальний Восток, Маньчжурия, Урал, Алтай, Кавказ, Поволжье, Украина. Нора увидела Россию во всей ее красе, богатстве, а также во всей ее бедности. Она вела дневник, который был впоследствии издан. В нем предстает картина «тыловой» России 1916–1918 годов. Дневник по содержанию напоминает роман «Доктор Живаго».
У Норы начался бронхит, ее постоянно преследовал кашель. Она посещала лагеря тифозных и туберкулезных больных, ассистировала хирургам на операциях и ухаживала за ранеными. Привыкшая к обеспеченной жизни, здесь она была в совершенно иных обстоятельствах. Не только военнопленные, но и сами члены делегации Красного Креста попали в суровые условия. Нехватка чистой питьевой воды, туалетов, средств гигены. Вдобавок ко всему – враждебное отношение местного населения к «немцам». Для личной охраны и решения организационных вопросов к Норе был «приставлен» князь Борис Кочакидзе, который сопровождал ее в поездках. Сначала Борис ее раздражал, а затем она рассмотрела в нем образованного интересного молодого человека. Он отлично владел двумя иностранными языками, хорошо знал историю России и снабжал Нору книгами русских классиков, которые та читала для совершенствования языка.
Коменданты лагерей очень боялись этих «проверок». Хотя делегации сопровождали русские офицеры, но «договориться» с ними «по-землячески» комендантам было невозможно.
Пленным оказывались медицинская и психологическая помощь, передавались письма с родины. Для солдат из отдаленных венгерских или румынских деревень, не владевших никакими иностранными языками, было большим облегчением поговорить с кем-то на родном языке.
Пути Норы в российских лагерях пересекались со многими поддаными Австро-Венгрии, которые впоследствии стали известными личностями, такими как будущий автор «Бравого солдата Швейка» Ярослав Гашек, будущий лидер Югославии Иосип Броз Тито, будущий деятель венгерского и советского революционного движения Бела Кун.
В омском лагере среди пленных Нора отыскала своего младшего брата Зденко-младшего, а также встретила своего будущего мужа – графа Фердинанда Вильчека, с которым она была ранее немного знакома по балам в Праге и Вене.
Во время поездок приходилось ночевать где придется – на вокзалах, в крестьянских избах, в бараках. Очень редко Нора получала в свое распоряжение отдельную комнату. Телеграмма матери Норы с вопросом «а не прислать ли ей камеристку» была совершенно нелепа в этой ситуации.
Большой проблемой был «чешский легион» – пленные чехи, подданые Австро-Венгрии, перешедшие на сторону Антанты. Членам делегации поручалось «по мере возможности контролировать» их (легко сказать!). Однажды встреча с чехами едва не стоила Норе жизни.
В январе 1917 года она была представлена матери царя – вдовствующей императрице Марии Федоровне, которая в то время находилась в Киеве, занимаясь организацией госпиталей и санитарных поездов. Несмотря на свой возраст, она все еще была интересной женщиной, производила благоприятное впечатление и с первых минут общения располагала к себе.
Летом 1917 года Нора и сопровождающий ее Борис были проездом в Москве. «Москва мне нравится больше Петербурга. Кремль просто чудесен! Обедали с Борисом в Метрополе, а потом он читал мне «Евгения Онегина». Пожалуй, Пушкин – мой самый любимый русский поэт».
В Москве Борис предложил Норе стать его женой. Она не смогла дать ему утвердительный ответ. Война притупила в ней чувства. В военное время мужчины перестали быть для нее физически привлекательными, она их видела каждый день – небритых, грязных, в крови, в поту, с ампутированными ногами, с гнойными ранами. Никаких эротических чувств к мужчинам в тот момент она не могла испытывать, только огромное желание облегчить их страдания, больше ничего.
В астраханском лагере Нора заболела малярией. Спасали хинин и бром. Также много месяцев ее мучал непрекращающийся кашель. Доктор заподозрил у нее начальную стадию туберкулеза и велел пить кумыс.
Астрахань была опасным местом не только в плане малярийного климата. Ввиду ее географической удаленности от центра России она была местом постоянных стычек между разными политическими группировками. Частая смена власти в регионе порождала огромные трудности с организацией, логистикой и транспортировкой раненых.
Хирург Брайтнер (из Красного Креста) писал позже в своих воспоминаниях: «Я сначала очень скептически относился к сестре Норе. Честно говоря, от графини, выросшей в роскоши и с детства окруженной слугами, я не ожидал реальной помощи. Но то, как держалась эта мужественная женщина, как она переносила все лишения, как безукоризненно выполняла все, даже самые грязные и неприятные работы – это заставило меня изменить мнение о ней. Поведение графини было достойно глубокого уважения!»
В марте 1918 членам делегации был дан приказ возвращаться. Но Нора попросилась остаться, чтобы ухаживать за ранеными в одном из лагерей.
Летом 1918 года ей пришла пора возвращаться домой. Нора попрощалась с Борисом в Туапсе. Расставание было нелегким: она успела привыкнуть к этому симпатичному молодому человеку и даже, возможно, была слегка влюблена в него. На прощание Борис подарил Норе книгу «Герой нашего времени» Лермонтова и попросил писать ему. Через месяц после их расставания он погиб на Кавказе, но Нора узнала об этом через Красный Крест лишь через год, уже после возвращения на родину.
А тогда летом 1918 года ей предстояла нелегкая задача добраться одной из Туапсе до Петрограда. По пути, в зависимости от ситуации, она выдавала себя то за французскую гувернантку, то за чешскую крестьянку, то за датскую медсестру. Она без сожаления постригла себе голову «под нуль» во избежание двух ненужных вещей: вшей и мужского внимания.
Можно представить тот хаос, который царил в России (да и в Европе) в те годы. Половина страны находилась на колесах и куда-то ехала. Солдаты, беженцы, дезертиры, беспризорники, просящие милостыню инвалиды. Пешком, на повозках, по железной дороге. Железная дорога чаще всего могла предложить теплушки, в лучшем случае – вагоны третьего-четвертого класса, куда набивалось видимо-невидимо народу всех сословий и пола. И даже наличие билета не означало гарантию места. Даже то, что ты уже сидел в вагоне, не давало уверенности, что доедешь до места назначения. Задние вагоны могли запросто отцепить, если локомотиву было тяжело тащить переполненный состав. Маршрут мог внезапно измениться, если вдруг машинисту на станции сообщали, что в пункте назначения идут бои между казаками и большевиками. Было совершенно нелепо представить себе посреди всего этого графиню, путешествующую одну – и это при том, что в мирное время девушка ее сословия могла запросто себя «скомпрометировать», отправившись одна к модистке на соседнюю улицу!
По пути приходилось голодать. Нора была благодарна пожилому солдату в поезде, который достал из голенища сапога кусок хлеба со словами: «Держи, дочка!», приняв ее за француженку. Нору снова настигли приступы малярии. Она лежала в лихорадке в вагоне на соломе, укрытая чьей-то шинелью, и слышала, как солдат тихо сказал соседям по теплушке: «Этой бедолаге недолго осталось…»
Россия 1918 года после четырех лет войны и двух революций. Именно таким Нора представляла себе ад из «Божественной комедии» Данте. Голод, хаос, паника, стрельба. На железнодорожных станциях лежат одетые в тряпье тела (неизвестно, живые или мертвые). Никому нет до них дела, ни у кого нет сил позаботиться о них. Совершенно непонятно, в каком городе какая власть. Белоказаки? Красноказаки? Большевики? Эсеры?
Ее впечатления о России того времени описаны в «Русском дневнике».
К сентябрю 1918 года Нора добралась до Петрограда, который она просто не узнала. Город был растерзан разрухой, голодом, боями. Ей удалось сесть в поезд, направляющийся в Варшаву.
Как она была счастлива снова, после двухлетнего отсутствия, увидеть свою родную Карлову Коруну, родителей, братьев и сестер! Будучи очень ответственным человеком, Нора прежде всего написала подробный рапорт о своем пребывании в России и об инспекциях в лагерях для военного министерства и Красного Креста.
Еще долгое время, уже будучи дома, Нора болела – кашель и приступы малярии не оставляли ее. Но постепенно к ней стала возвращаться жизненная энергия.
Когда через год после возвращения Нора получила из Красного Креста известие о гибели Бориса, она плакала и горевала втайне от Фердинанда, который невзлюбил Бориса еще в России, ревнуя к нему Нору.
В 1921 году Нора вышла замуж за графа Фердинанда Вильчека. Вскоре у них родилась дочь Георгина (Джина). Через год Нора снова забеременела. Она, как и в прежние времена, была полна энергии и планов – после родов хотела изучать языки и литературу в университете Праги. Будучи уже на сносях, Нора хлопотала об открытии в округе школы для девочек, носящей имя Берты фон Зутнер.
Несмотря на уговоры мужа, Нора решила снова, как и в первый раз, рожать дома с помощью семейной акушерки. Это было для нее делом принципа – доказать самой себе, что она достаточно сильна и уже справилась с последствиями своих болезней. Но при родах 26 марта 1923 года произошла преждевременная отслойка плаценты, роженица ослабла от схваток и кровотечения, и акушерка была не в состоянии ей помочь. Фердинанд помчался на машине в Прагу за врачом, но уже было поздно. Умерли оба – и мать, и новорожденный.
Муж Норы, переживший ее на полвека, до конца жизни не смог себе простить, что не отвез ее рожать в больницу, пусть даже силой. Он больше никогда не женился.
Георгина, дочь Норы и Фердинанда, вышла замуж за князя Лихтенштейна – Франца Иосифа II. У пары родилось пятеро детей. Внук Норы, Ханс-Адам II фон унд цу Лихтенштейн – правящий князь Лихтейнштейна. В его замке в Вадуце хранятся оригинальные дневники его бабушки Норы и ее личные вещи.
Наталья Скубилова
Фото подобраны автором
