В предчувствиях весны и связанной с этим сезоном года активизацией самих человеческих чувств, пресса, которой ничто человеческое не чуждо, остановилась и огляделась в поиске мужских типажей на фоне «города Сиси». Внимательным читателям остается констатировать, что со сменой эпох общечеловеческая природа, в том числе и сугубо австрийская, менялась не так уж радикально – будь то в сегодняшних интерьерах имперских резиденций, или на Венском балу под звуки вальсов Штрауса, или в радиокомментарии о «по-цыгански» исполненном Венскими филармониками чардаше. А жизнь «низов» и ныне можно наблюдать в метро, в подземном переходе…
Австрийские «высокие отношения»
Зацепившись взглядом за заголовок «Австрийские отношения» в южногерманской газете, я улыбнулась призыву вице-председателя немецкой Левой партии, госпожи Кати Киппинг. Она, упрекнув министра обороны своей страны, титулованного барона Карла-Теодора цу Гутенберга в противопоставлении себя, дворянина, остальному политистеблишменту, заявила: «Нам необходимы наконец австрийские отношения! В Австрии еще в 1919 году отменили дворянские титулы – пришла пора и нам, в Германии, это сделать!».
Не прошло и недели, как уже в австрийской „Die Presse“ меня захватило повествование несколько иного рода. Запев журналиста, кстати, женщины, напоминал речитативностью народную не то пословицу, не то загадку: «Ну кто, если он не липицанер и не бундеспрезидент, не неизменная Сиси наконец, посмеет заявить о себе – я, мол, в Хофбурге „резидирую“?» И сама же дала разгадку: конечно, это комендант Дворцовой крепости. В конце концов именно он тут истинный хозяин – все остальные просто квартиранты.
Статья в рубрике «Вена» извещала о выходе на пенсию «хозяина бундеспрезидента, властелина имперских зданий и хранителя их историй» – Вольфганга Беера. Он был в течение 15 лет комендантом Хофбурга и ровно столько же охранял тайны республики и боролся с некоторыми несколько капризными квартиросъемщиками. Покидаемая им империя была колоссальной: в общей сложности г-н Беер управлял 1 миллионом квадратных метров в 62-х строениях, самой репрезентативной частью которых является, разумеется, старая кайзеровская резиденция в венском Старом городе. Не было недостатка и в иных великолепных владениях: Бельведер, Альбертина, оба музея на Мария-Терезиен-Платц, Бургтеатр, Госопера, 4 церкви… Не удержавшись, журналистка не без иронии добавляет: «Не забудьте прибавить здание Министерства финансов – не потому, что там Йозеф Прёлль в качестве гельдгебера-распределителя финансов восседает, а потому, что это бывший зимний дворец принца Евгения Савойского!». Также к империи исторических зданий, находящихся во владении Австрийской республики, принадлежат Шёнбруннский зоопарк и зальцбургский Резиденцбруннен, Хофбург в Инсбруке, Замок Хоф, обитель Мауэрбах, крепость Хоензальцбург… За все годы «царствования» новоиспеченного пенсионера случалось пережить всякое – и радости-печали, и повседневное-эпохальное. К числу «легендарных» относятся разногласия Беера с бывшим директором Художественно-исторического музея Вильфридом Зайплем, достигшие своего пика при анализе причин знаменитейшей Saliera-кражи. Бесценная солонка Беллини была украдена, по мнению директора музея, по причине «благоприятствовавших условий» – наличия строительных лесов на санируемом здании. А Беер, еще до того как стало известно о специалисте по сигнализации, похитившем Сальеру, был уверен во «внутренних дефицитах» охраны музея, грозясь пригласить для «восхождения» – без строительных лесов – г-на Бубендорфера (скалолаза-экстремала), с целью доказать, что любой в меру тренированный человек сможет в считанные минуты взметнуться до крыши по фасаду музея.
После вычленения госмузеев из системы, подведомственной бургуправлению, «демаркационная линия» стала пролегать по оконному стеклу: всё что внутри – сфера ответственности директора музея, за «внешность» и ее косметический уход ответственно Хофбург-управление. Впрочем, не только престижные проекты долгосрочных «квартиросъемщиков» вызывали повышение кровяного давления у властелина имперских резиденций – на нервах Беера оставляли следы-царапины и кратковременные «гости». Сколько усилий требовалось на перманентное реабилитационное лечение газона на Хельденплатц! То Праздник урожая, то показательное шоу Бундесхеера, то демонстрация… А если и выпадали «нормальные», без следов автомобильных колес на траве газона дни, то сама Хельденплатц частично превращалась в парковочную площадку. И что особенно сердило коменданта, так это то, что у него не было административного права требовать с нарушителей паркометр-дань! Однако встречаются и вполне приятные, бравые жильцы – хофбургские четырехлапые служащие: кошки. Уж он-то знает, что значит, когда пренебрегают услужливостью этих придворных дам: был случай, когда одновременно «отжили» две служебные кошки и контрольная служба Хофбурга решила отменить сей «институт». Но после того как мышки и даже их более крупные сородичи с мощностью взрыва расплодились, даже строгий отдел контроля перестал упрекать за расходы на «Вискас для киски» и давнюю традицию вновь возродили к жизни. Но поддержание добрых традиций, как и кураторство 120 квартир (преимущественно в Хофбурге, Бельведере и Аугартене), эксклюзивнейшие из которых занимают чаще всего послы, с января перешло к преемнику Беера – верхнеавстрийцу Райнхольду Залю.
Австрия, дай погадаю!
Направляясь по сугубо личным делам из Мюнхена в Вену, я «служебно» набрала в дорогу австрийских газет. Их должно было хватить на 4 часа уютного покачивания в вагоне поезда. В субботней рубрике-приложении «Спектр» („Die Presse“) взгляд притягивал снимок и крупный заголовок: «У Йозефа всё хорошо». Заголовок звучал несколько провокационно, поскольку рядом чуть менее крупным, но все же весьма броским шрифтом шел краткий анонс предлагаемой темы: Заграница по имени Вена – о клише в отношении цыган и о том, сколько стоит быть открытым.
Признаюсь, давно я не погружалась с (читательской) головой в столь насыщенный, концентрированный по мысли, слову и чувству газетный материал. Думаю, что и других читателей не отпугнуло широкоформатное двухстраничное повествование о «цыганском счастье» на родине автора оперетты о «Цыганском бароне». Но еще до «погружения» мне показалось, что анонс «гадал» не только о цене открытости отдельного человека, но и о цене-последствиях открытия границ Австрии и Европы в целом.
…Йозеф учился на маляра, однако по своей профессии он не может работать в Австрии, а посему вот уже несколько лет он подряжается в качестве продавца журнала венских бездомных „Augustin“. Йозеф, по описанию беседующего с ним корреспондента, выглядит вовсе не как опереточный цыган – и скрипки у него в руках нет, и оттенок кожи не столь «карнавально-макияжный», как с детского сада известно любому австрийцу… Он не музыкант и уж точно не…, как это? – «профессиональный преступник». Дома он говорит не по-цыгански, а по-венгерски. Его гражданство – «словакиш». Ну да, из «кочующих», но не в том смысле, в каком это определение с привычной легкостью применяют к его перекати-поле-соплеменникам.
Каждый понедельник Йозеф отправляется из своего родного местечка Hodejov, что в Словакии, в удаленную на расстояние в 360 км Вену, а каждую субботу он проделывает этот путь в обратном направлении. Почему Йозеф год за годом, неделя за неделей проделывает этот долгий путь? Потому что только здесь, в Вене, он имеет возможность зарабатывать достаточно денег – для себя, своей жены и троих детей.
Журналист дает слово своему собеседнику, и его «ломаный» немецкий, свойственный всем «залетным» мигрантам, рисует бесхитростную бытовую схему-картинку: в Вену его подвозит на своей машине «коллега», у которого на Маргаретенгюртель имеется крохотная квартирка, а в кухоньке, на полу – местечко для ночлега и самого «коллеги Йозефа». Раскинул – не шатер! – матрац, и спи спокойно, дорогой товарищ! Ясно, что с семьей мужчине было бы уютней, но: два года тому назад его жилище в словацком регионе серьезно пострадало вследствие проливных дождей и наводнений. На требуемый полный, со сменой всей изоляции, ремонт средств не было, и даже настойчивый диагноз стройотдела магистрата – «о капитальной санации» не избавил отца семейства от дилеммы: либо траты на ремонт – либо деньги на доктора для заболевших детей, чей разнополый возраст укладывается в широкий диапазон от 11 до 19 лет… Обращение за помощью к бургомистру, увы, не изменило плачевной ситуации – тот, с ритуальной фразой «мне очень жаль», в поддержке материальной отказал. Да еще и попенял при этом Йозефу, мол, пострадавших много, и не только среди «твоих» людей.
А поскольку дома работы нет, вот он и ездит в Вену, продавать «Августин». „Das ist Superprojekt!“ – говорит он и сияет. А вот о чем Йозеф, пожалуй, не подозревает, так это о том, что именно из-за него и других работающих мигрантов этот «суперпроект» находится на грани борьбы за выживание.
Попечители маргиналов
«Ситуацию можно прямо оценить как угрожающую», – считает Роберт Зоммер, один из основателей и издатель «Августина», чья редакция находится в 5-м районе (Маргаретен), на Райнпрехтсдорферштрассе. Далее в разговоре двух газетчиков следуют экономические цифры и факты: в 2005 году был самый большой тираж, и продавалось около 40 тысяч экземпляров каждого выпуска! Сегодня этот показатель на 10 тысяч экземпляров меньше. Причины такого снижения продаж Зоммер связывает с утратой имиджа, поясняя, что продавцы «Августина» сегодня в большинстве своем выходцы из Восточной Европы, многие как раз из словацких цыганских поселений. А именно они в Вене воспринимаются как «самые общественно нежелательные». Издатели «Августина» столкнулись с дилеммой: испытывая симпатию и искреннее желание помочь всем к ним приходящим, они одновременно рискуют своим проектом. И если другие СМИ могут себе позволить размышлять, стоит ли благая деятельность такого риска, то «Августин», позиционирующий себя как «Платформа маргинализированных», естественно, не может пойти по пути отсортировки и отграничения отдельных групп бедствующих людей. «Для нас имеет огромную ценность, что все виды нужды, а не только проблемы бездомных, беженцев или долговременно безработных, принимаются нами во внимание. Именно этой социально «пестрой» составляющей мы и горды».
Разумеется, это не первый кризис, в который угодило издание «Августин» по причине своей специфической формы сбыта-распространения-реализации тиража. В момент основания, в 1995 году, всё было просто: вначале ежемесячное, а теперь выходящее раз в 14 дней, журнальное издание, предоставившее трибуну для информации, которую иным путем не было шанса довести до общественности, задумано было в первую очередь для распространения бездомными – с целью обеспечить им возможности ночлега. При этом концепция проекта не увязывала поддержку продавцов журнала с их непременной последующей «интеграцией» в регулярный рынок занятости. Т.е. распространение иллюзии, что эти бездомные способны интегрироваться в нормальную жизнь, – такой цели проектом не подразумевалось. Ведь продавцы-бездомные в основном были либо алкоголики, либо наркоманы, некоторые с психиатрическими диагнозами, но: первое их поколение было по составу «доморощенным», сугубо австрийским и «мужским». И – они были большими оригиналами, часто людьми с чувством юмора. У таких маргиналов купить «Августин» означало для самого покупателя – получить возможность заглянуть в жизнь такой человеческой среды, контакт с которой иначе просто невозможен. «И прежде всего, – подчеркивает Зоммер, – для многих был важен именно этот факт: что продавцы – коренные австрийцы».
«Национальный» подтекст проявился, когда начиная с 2000 года стала резко меняться «продавцовая» сцена: в Австрию хлынула африканская волна. Это был первый «облом», который ощутили издатели на собственной шкуре: тогда многие из числа постоянных покупателей отпали по причине того, что не хотели брать журнал из чернокожих рук. В редакции даже раздавались поучающие звонки, напоминавшие создателю проекта о том, для чего сей проект создавался: именно „для наших бедных“. Не говоря уже о том, какие конфликты разгорелись в самом «профсоюзе бездомных»…
На сегодняшний день палитра продавцов «Августина» выглядит так: всего официально зарегистрированных продавцов – 450. Их можно грубо поделить на три группы: группа бомжей, алкоголиков и долговременных безработных с австрийским паспортом; группа из числа африканцев-просителей убежища (азюлянтов) и «группа-3» – кочующие нищие из Восточной Европы, преимущественно из Словакии, среди них большое число цыган (Roma). И именно этот «слой» продавцов отторгается австрийским обществом безоговорочно. А чего ж можно ожидать, – размышляет журналист, – если общество единодушно пришло к консенсусу в отношении „Zigeuner“ как к заведомо виновным: если в вагонах метро попрошайничают – ясное дело, это цыгане; если смуглянка с дитем на руках шипит тебе вслед ругательства, потому что ты не подал ей евро, – цыганка, кто ж еще! Ну а уж если вблизи цыганского поселения совершена кража, разбой или не дай бог убийство – к гадалке не ходи…
А в Вене всё спокойно
О чем еще не подозревают мигранты, так это о том, что у самих австрийцев с некоторых пор возникают языковые проблемы: как сказать о том, о чем по правилам политкорректности не разрешается говорить? Как назвать то, что так нельзя называть? А именно: «цыгане». Вот и мучается радиоведущий, подбирая слова для характеристики музыкального исполнения чардаша – ведь вроде допустимо сказать «цыганская игра»? С другой стороны, что это значит – исполненный по-цыгански? Чуточку небрежно, «неряшливо» и резковато? И каков он, скажите на милость, этот самый «несветлый образ цыгана»? Бедняжка радиоведущий! А вот ответ инспектора полиции молниеносно быстр и четок: всегда проблемы «с персонами, которых можно отнести к Roma-сословию». Теперь и журналист гадает, что значит «лица, которые причисляются к…». Не особо мучается лишь политик от Партии зеленых, озвучивающий в „Der Standard“ позицию своих соратников по вопросу внутренней безопасности. Петер Пильц причислил министра внутренних дел страны Марию Фектер к лику святых: „Heilige Maria“ взломщиков. Он вменяет в вину «свежеканонизированной» Фектер низкий процент раскрываемости преступлений, совершаемых иностранным криминалом: всего 4%. Приведя сравнительные данные по квотам расследований в соседней Германии (в Берлине – 11%, в Мюнхене – 15%), господин Пильц риторически вопрошает: «Как вы думаете, куда зашлет своих людей главарь молдавской банды, когда по всей Молдавии, а также в Грузии и Сербии, разнесся слух, что в Австрии им ничего не грозит?! Мария Фектер стала для них Святой, благославляющей Марией».
Автор статьи о цыганском мигранте не хотел бы, как он выражается, бросать в один Roma-горшок всё, что имеет на себе печать восточного убожества. Возможно потому, что на него открыто и добродушно смотрят черные очи Йозефа, а на вопрос, хорошо ли ему в Австрии, тот убежденно восклицает: «Конечно! Здесь много людей с добрым сердцем!». И безмятежно (или расчетливо-льстиво?) дает сравнение не в пользу граждан Словакии, Венгрии и Чехии: австрийские люди – хорошие люди.
Собеседники стоят там, где Йозеф всегда стоит: в переходе на Штефансплатц. И как бы в подтверждение слов цыгана о широте душевной австрийцев, сует ему в руку проходящая мимо женщина бумажный пакет с бутербродом из ближайшего филиала-пекарни…
Каким ему видится будущее? – Йозеф хочет навсегда остаться в Вене. Надо дожить до весны, точнее – до 1 мая, когда и для граждан Словакии откроется евросоюзный рынок труда. Цыганский маляр снова станет маляром. Европейским. Как писала недавно одна из австрийских газет, штурма восточноевропейской дешевой рабсилы на 1 мая не ожидается. Да и Йозефу не надо готовиться к штурму австрийского рынка труда – „Er ist schon da“.
Мужские типажи и нетипичности женственным взором отмечала
Галина Аполонская
