Жара… Вентилятор гоняет по комнате горячий воздух… Старый Дунай в десяти минутах езды. Искупаться… От асфальта поднимается раскаленный воздух. Дома, машины, люди неустойчивыми зеркальными изображениями колеблются перед глазами зыбкой фата-морганой. Сорок градусов. Тропики!
Дно в Старом Дунае каменистое, илистое и скользкое, но город заботится о своих гражданах: этот толстяк бургомистр соорудил для купальщиков деревянные помосты со ступеньками. Если бы еще приказал воду остудить: вода как парное молоко — противно! Доплыла до середины и вернулась. На другую сторону не хочется. Один раз когда-то давно сплавала туда и больше не плаваю, потому что там — зверинец. В том смысле, что двуногие млекопитающие, презрев традиции своей многовековой культуры, купаются там голяком. Были бы еще молодые и красивые, можно было бы полюбоваться, а то ведь старые, с обвислыми животами и с грудью до пупка. Молодежь на эти пляжи не ходит. Давно вышло из моды. Молодые сегодня и в повседневной жизни одеты так, что обнажаться еще больше потеряло для них всякий смысл, поэтому на голые пляжи их не тянет. В этом вольере расслабляется поколение бывших хиппи… В свое время это было их революцией, они назвали ее культурой свободного тела, им нравилось шокировать обывателя, и они чувствовали себя при этом героями. С тех пор, кажется, время для них остановилось, они не заметили, как из революционеров сами превратились в обычных мирных обывателей, пусть даже со своими чудачествами. Ну да ладно, каждый компенсирует, как может: в повседневной жизни в их возрасте в коротких шортиках уже не походишь…
Села на помост, спустила ноги в воду. Подплыли утки. Вынула из сумки засохший хлеб и стала кормить обжор. Сын однажды хотел поймать рыбку, закинул удочку, а утка ам на лету наживку — поймал вместо рыбки уточку! Черный хлеб размокает долго, утки причмокивают плоскими клювиками, разочарованно отплывают, потом возвращаются… Ловят то один кусок, то другой. Вдруг занервничали и в легкой панике ринулись в сторону. Это рыбы стали хватать их за лапы. Красноперки, окуньки да карпы, мелкие, трех штук даже на завтрак не хватит, но когда их много — они сила: мелкие-то они мелкие, но злющие и жадные, набросились на хлеб. Говорят, у рыб нюх феноменальный. Вода буквально закипела. Я стала ломать сухари на кусочки помельче, чтобы быстрее размокали. Вот и попала я на пиршество — ела, правда, не я, ели другие, но спасибо, что не меня. Люблю кормить. Детей, гостей, рыб, воробьев. Чем жаднее едок, тем больше удовольствия он мне доставляет. Вернулись утки. Между рыбами и утками в буквальном смысле разгорелась борьба за кусок хлеба.
Накануне смотрела документальный фильм о какой-то большой птице, кажется чайке, которую отдыхающие кормили хлебом, но она хлеб не ела. Брала куски в клюв и бросала в воду, прикармливая рыб. Рыбы набрасывались на хлеб, а птица, улучив момент, вылавливала рыбешку. Съев лакомство (рыбка вкуснее хлеба!), отправлялась за новым куском хлеба и возвращалась к воде. Если к куску подплывала слишком большая рыба (умная птица понимала, что ей ее не проглотить), она вылавливала хлеб и ждала, пока крупная рыба отплывет на приличное расстояние, и лишь после этого снова кидала хлеб в воду.
Две девушки поднялись с помоста, взяли надувные мячи и плюхнулись в Дунай. Свежести вода не давала, девушек разморило так, что плавать им не хотелось. Тесно прижав мячи к животу, они отдались ленивым волнам. Я последовала их примеру, только без мяча — мяча у меня не было. Мимо бесшумно скользила лодка с тремя пассажирами. Загорелые тела безвольно перекинуты через борт. Как белье на веревке. Чуть в сторонке молодая женщина, искупав черного карликового пуделька, вытирала его полотенцем и целовала в черный нос. Не понимаю я этих поцелуев. При всей любви к животным, целоваться с ними не стану.
Вода в Старом Дунае грязная. Рукой отгребла в сторону какие-то ошметки, нечто похожее на пустую лягушачью икру — чтобы не применить метафору посильнее, и поплыла на середину, где вода почище. Все равно грязная. Желание купаться пропало окончательно. После того как Дунай отвели, это старое русло оказалось практически отрезанным от реки, из протоки оно превратилось в затоку — и вода здесь стоячая. Водоем хотя и большой, но купаться здесь приятно лишь в начале лета. К августу водоросли вырастают настолько, что достигают поверхности воды, — плывешь и кажется, будто чудовища хватают тебя за ноги. Иногда водоросли срезают специальной косилкой.
Выбралась из воды, отерлась, накинула сарафан и лениво побрела вдоль воды. Отдыхающих на берегу меньше, чем можно было ожидать. В эту жару жители города, очевидно, спасаются в помещениях с кондиционерами.
— Подождите, подождите, сейчас приедет полиция! — это сказал молодой мужчина в форменной рубашке надзора за водами. Голос звучал вполне мирно. Рядом с мужчиной стояли молодые парни. Они молчали. Откуда-то из-за куста раздался женский голос — пояснил, что кто-то кого-то куда-то толкнул. Лень вникать.
В ту же минуту подкатила полицейская машина. Из нее вышли две девушки, обе небольшого росточка, одетые в милицейскую форму. Серые форменные штаны с толстыми ремнями плотно обтягивали толстые ляжки и топорщились на упитанных боках. Окончательную карикатурность им придавали одинаковые прически: у обеих половина головы была выстрижена под машинку и выкрашена в ярко-алый цвет, на другой стороне головы волосы топорщились перьями, причем у одной девушки они были высветлены до белизны, а у другой выкрашены в смоляной цвет. Гм, удастся ли предполагаемым нарушителям и действительным заявителям принять всерьез этих стражей порядка? Понимая, что ответа на этот вопрос я не получу — участники происшествия вели себя равнодушно, — побрела дальше. Возвращаясь той же дорогой минут пятнадцать спустя, увидела, как двух парней — они так и остались в плавках — полицейские усадили на заднее сиденье, а сами сели спереди. Машина уехала.
Дома поспешила под душ. Мочалка и мыло — слава, слава вам! Но самая большая слава — воде! Великая вода! Как же часто возношу я молитву благодарности Всевышнему за то, что из крана у меня течет холодная и чистая влага, источающая дух весенней свежести.
Вена — счастливый город, умытый ледниковой альпийской водой.
Диана Видра
Вена, август 2013
