«Вы обладаете совершенно особенным даром оживлять прошлое».
О. Дымов – С. Цвейгу, 7 октября 1929 года
Сокровища Ленинграда
Конторы ленинградского кооперативного издательства «Время» в городе белых ночей располагались по двум адресам: на Литейном проспекте, 3а, в квартире главного редактора Георгия Петровича Блока, двоюродного брата великого поэта Александра Александровича Блока, и на 7-й Рождественской улице (ныне 7-й Советской), в доме № 7, в квартире Ильи Владимировича Вольфсона.
16 сентября Цвейг посетил обе штаб-квартиры издательства в Ленинграде, близко познакомился с семьей Вольфсона и по возвращении в Австрию еще два года поддерживал с ним деловую и дружескую переписку. Почему только два года? Да потому что уже в 1930 году Вольфсон был арестован по «делу Академии наук»1.
В своих неопубликованных «Воспоминаниях о Максиме Горьком» И. В. Вольфсон рассказывает: «Когда в сентябре 1928 года мне пришлось беседовать со Стефаном Цвейгом во время его приезда в СССР, он с глубоким уважением относился к Максиму Горькому, считая его наиболее крупным писателем в современной мировой литературе»2.
После 1928 года «Время» по специальному разрешению валютной комиссии продолжало исправно переводить писателю его гонорар в Германию через ленинградский филиал немецкого государственного банка. Сначала на счет в том же банке в самой Германии, а со второй половины 1929 года на счет в венское отделение «Райффайзенбанка».
В тот довольно редкий для Северной столицы безоблачный день зарубежных гостей с комфортом прокатили на автомобилях по широким ленинградским проспектам и набережным. Цвейг был ошеломлен размахом и простором города и своим зорким взглядом замечал: «Ни один европейский властелин не построил себе такого здания, как Зимний дворец, с одной стороны обтекаемый Невой, с другой – великолепно изолированный круглой площадью с колонной, дворец, масса которого, так кажется, больше массы самого большого на нашей земле строения – собора Святого Петра; как жалеешь, что не увидел города в царское время, когда по проспектам неслись тысячи карет со слугами в шубах, когда полки разворачивались в построениях парада, – о, этот звон шпор, это бряцание оружия, эта военная музыка, эта игра красок парадных мундиров».
Раз уже писатель «заговорил» об Эрмитаже, то приглашаю и Вас, читатель, вслед за австрийским новеллистом отправиться на «экскурсию» по залам грандиозного дворца. Впечатления Цвейга от посещения Эрмитажа были впервые опубликованы в журнале «Огонек» № 26 от 7 июля 1929 года. Очерк носил название «Сокровища Эрмитажа».
«У меня не хватит мужества утверждать, что я действительно видел Эрмитаж: я только побывал во всех его залах… Турецкие сабли, сплошь унизанные бриллиантами, смарагдами, рубинами и аметистами, диадемы Екатерины из желтых и гигантских белых бриллиантов – большинство из них с цветным отливом и, если посмотреть на них сбоку, отсвечивают то розовым, то голубым, то зеленым, как переливающиеся краски на крыльях бабочки. Табакерки, часы, скипетры, всевозможные безделушки и регалии – и всё, всё, всё усеяно тысячами неоценимых камней. Здесь ощущаешь великую рознь между богатым и бедным, выросшую за двести лет до исполинских размеров. Здесь, в сокровищнице, в парадных покоях царей – в Царском Селе и в Зимнем дворце, – начинаешь понимать органичность русской революции»3.
Вечером 16 сентября в числе других иностранцев Цвейг присутствовал в зале Ленинградского академического театра оперы и балета (Мариинский театр), где его покорили танцы двадцатилетней балерины Марины Семеновой4. Тогда австрийский писатель предсказал талантливой девушке великое будущее: «Зрители принимают Семенову, молодую чаровницу-танцовщицу, недавно подаренную России, как фею, сошедшую с небес в земном образе. Это имя еще не раз озарит Европу»5.
Утром 17 сентября, прощаясь с Ленинградом на Московском вокзале, Цвейг сказал провожавшим его советским коллегам: «Теперь я знаю путь в Россию. И я еще не раз приеду сюда, где меня так тепло и радушно встретили».
К моменту прощания он уже успел отправить короткую телеграмму на немецком языке И. В. Вольфсону и коллективу издательства «Время»: «Seien Sie tausendmal bedankt für Ihre wunderbare Gastfreundlichkeit. Zweig». «Примите мою тысячекратную благодарность за Ваше удивительное гостеприимство. Цвейг».
Поезд из Ленинграда в Москву шел двенадцать часов, и в тот же вечер на Белорусском вокзале писателя ожидал состав, уходящий на Варшаву.
В газете «Известия» от 18 сентября (№ 218) написали заметку об отъезде Цвейга в Австрию: «В понедельник, 17 сентября, из Москвы в Вену выехал известный писатель Стефан Цвейг. В беседе с представителями прессы Стефан заявил, что посещение СССР произвело на него сильное впечатление. В заключение писатель сообщил о своем желании при первом же случае снова приехать в СССР, поближе ознакомиться с жизнью советских народов и написать об этом книгу. Цвейга на вокзале провожали генеральный секретарь ВОКС Ф. В. Линде6, ответственные сотрудники ВОКС и многие московские писатели».
***
Желание Цвейга еще раз приехать в СССР было поистине сильным. Об этом он многократно извещал в письмах И. Вольфсона, Р. Роллана и А. Луначарского, которому 17 июля 1931 года писал: «Я собираюсь приехать в Россию вместе с моим другом, известным бельгийским художником Франсом Мазерелем. Мы хотим сделать книгу с рисунками, которая выйдет на всех языках и будет – Вы знаете нашу точку зрения – резко отличаться от стряпни низкопробных журналистов, полной лжи и ненависти – книгу документальную».
Возвращение в Австрию
Стефан Цвейг вернулся в Зальц-бург 19 сентября 1928 года. Он ехал на поезде тем же маршрутом: через территорию современной Беларуси, Польши и Чехии. Своими впечатлениями, глубокими раздумьями от всего увиденного в СССР сразу по приезде домой писатель решил поделиться с Роменом Ролланом.
Обстоятельный доклад, своего рода отчет, отражающий подлинные мысли Цвейга, был отправлен Роллану 21 сентября.
«Дорогой, высокочтимый друг! Простите, что пишу Вам не на французском, а на немецком, и более того, диктую, но я только вернулся из Москвы и Ленинграда, и надо столько сделать и столько рассказать!
Я был в московских квартирах – и слышал о других, невозможных для человеческого существования, а в них работают ученые. Но это нельзя ставить в вину правительству – в отличие от полного удушения свободы высказываний. Я точно чувствую границу, отделяющую нас от этих людей.
Не знаю, известно ли Вам о трагических случаях самоубийств школьников в Москве. Правительство ограничило прием в университеты и ввело определенную систему привилегий: вначале дети рабочих, затем дети крестьян и только в третью очередь дети интеллигенции и служащих; разумеется, для этой последней группы мест остается очень мало. Но как раз они, дети врачей и людей культуры, естественно стремятся к образованию, и поскольку иные возможности, а именно – учиться за границей, для них тоже закрыты (загранпаспортов никому больше не выдают из-за валютных обстоятельств), происходит, как я узнал из надежнейшего источника, невероятное количество самоубийств.
Эта несвобода, когда нельзя ни уехать за границу, ни свободно выступать или говорить, тяжело гнетет многих, и, например, утверждение, что отказывающихся от воинской повинности щадят, как сказали мне сами Толстые, отнюдь не соответствует действительности…
Так что в сфере духа дела обстоят очень плохо и, вероятно, хуже, чем когда-либо. И все же, я думаю, было бы ошибкой нападать теперь с тыла на русскую революцию. Если я правильно понимаю, она сейчас в состоянии 2-го или 3-го термидора, и какая-то перемена, какая-то завуалированная форма экономической капитуляции представляется мне неизбежной…
Вообще говоря, останавливаешься в изумлении перед свершением, которое было возможно лишь силою стечения двух обстоятельств: беспримерно свирепой, дикой, фанатичной энергии кучки вождей и неописуемой, несравнимой с европейской способности к страданию и терпеливости этого народа, в течение 15 лет безропотно принимающего такое количество лишений, какое парижанин или берлинец не выдержали бы и 15 недель.
И у людей науки, и у художников – то же героическое самоотвержение. Они скрипят зубами, им отвратителен террор, и все же ни один из них не отрекается от революции, ни один не хотел бы, чтобы то, чего они достигли, было утрачено…
И не думайте, что я позволил демонстрировать мне потемкинские деревни; я не говорил ни с одним человеком политики (и с Луначарским – только походя), не смотрел подрумяненные тюремные замки и т. п. Но посещение царского дворца, картина безмерного страдания, которое люди приняли как тяжкое наследство, и великая вера целого народа, несмотря на все эти страшные лишения, – вот что было для меня самым убедительным.
Все народы Европы мечтают только о богатстве и о том, чтобы стать сильнее других, а здесь все еще втайне ждут некой абсолютной идеи, чего-то такого религиозного и сверхматериального, что помимо воли вовлечет тебя в свою атмосферу.
С дружеским почтением,
всегда Ваш Стефан Цвейг».
***
До прихода к власти Гитлера Цвейг продолжал обмениваться письмами с учеными и писателями Советского союза. Он поддерживал дружеские связи с П. Коганом, В. Лидиным, К. Фединым, Н. Никитиным, О. Дымовым. Писал письма Софье Есениной-Толстой, Сергею Эйзенштейну, Ольге Константиновне Толстой. Старался материально помогать тем, кто оказывался за границей.
Через несколько лет после возвращения из России, в связи с 50-й годовщиной со дня смерти Карла Маркса Цвейг отправил в советскую печать свой отзыв об отце «Капитала». Материал опубликовали в «Литературной газете» от 14 марта 1933 года, в статье «Иностранные писатели о Марксе».
В ноябре 1937 года Цвейг направил в Иностранную комиссию Союза советских писателей поздравление в связи с 20-летием революции. В отчете Иностранной комиссии за вторую половину 1937 года приводится отрывок из его письма – о том, что «через сто, а может быть, и 50 лет возникновение Советского Союза будет считаться важнейшим событием того времени».
Федор Константинов,
лектор, писатель, биограф
Стефана Цвейга,
специалист по западноевропейской и
американской литературе
1 И. В. Вольфсон был осужден по двум пунктам ст. 58 и по ст. 169 УК РСФСР (в редакции 1926 г.) и приговорен к трем годам лишения свободы (работал на строительстве Беломорканала). Освобожден в марте 1935 г. В мае 1989 г. реабилитирован по ст. 58.
2 Архив А. М. Горького, МОГ 2–19, л. 9. См. также письмо Вольфсона к Горькому от 17 ноября 1928 г. из Ленинграда. М. Горький и советская печать, кн. I. С. 47.
3 Цвейг С. Собрание сочинений: в 9 т. М.: Библиосфера, 1996–1997 г. Т. 9. Поездка в Россию. Пер. Л. М. Миримов. С. 601–602.
4 Марина Тимофеевна Семенова (1908–2010) – великая русская балерина. В 1925–1929 гг. танцевала в труппе Ленинградского театра оперы и балета. Исполняла партии в постановках: «Баядерка», «Коппелия», «Раймонда», «Конек-Горбунок», «Дочь фараона», «Спящая красавица». В 1929–1930 гг. гастролировала по СССР со своим мужем В. А. Семеновым. Все, хоть раз лично видевшие на сцене балерину Семенову, вспоминают ее царственную осанку, незабываемую посадку головы, изысканность в каждом движении.
5 Цвейг С. Собрание сочинений: в 9 т. М.: Библиосфера, 1996–1997 г. Т. 9. Поездка в Россию. Пер. Л. М. Миримов. С. 596–597.
6 Фридрих Вильгельмович Линде – дипломат, генеральный консул СССР в Шанхае (1927), генеральный секретарь ВОКС в 1927–1928 гг., полпред СССР в Дании (1937).
